– Там клозетт… это самое, – он неуверенно качнулся с пятки на носок и указал в сторону двери слева от меня, одёргивая пиджак.
– Чудно, – одобрила я, сипящим голосом.
Правда, сразу встать у меня не получилось, и с непривычки я плюхнулась обратно на стул, вытянула ноги и наклонилась вперёд, протяжно завывая и пробуждая тем самым у Бори приступы некоторого беспокойства. Подняться удалось, лишь опираясь на спинку стула, после чего я, мужественно покачиваясь, все-таки отправилась в клозетт, а за мной вслед, тяжко топая, увязался Боряшка и замер выжидательно в дверном проходе.
– Мсье желает наблюдать за процессом? – я вопросительно вздернула бровь.
Амбал тут же опомнился и тяжким грузом вывалился из уборной, а потом и вовсе из комнаты, на ходу бормоча несуразные извинения. В замке щёлкнул ключ.
Я тяжело перевела дыхание, опершись на раковину. Как бы ни были серьёзны их угрозы и намерения, они побоялись что-то предпринять без одобрения главного, раз не дозвонились. Ограничились лещом.
Я на всякий случай прикрыла дверь туалета и выудила из нычки мобильник, молясь, чтоб не было кода. Надо быстро, пока Боря не заметил пропажи.
Номер виковской поликлиники я запомнила ещё в тот, первый раз, когда Громову прострелили бочину, и теперь не придумала ничего лучше, чем позвонить именно туда. Полиции всё равно не объяснить где я, а от родных и того меньше толку. А Денис и Вик может что-то и знают дельное о резиденциях Аффари и том, как меня оттуда вытащить.
– Алло, – у студента голос был такой, как будто его только что разбудили, или он очень хотел спать, или…
Я машинально схватилась за ручку двери и сжала до белых костяшек.
– Вик? У меня неприятности.
– Как тебя угораздило? – кажется, на том конце у него что-то внушительное грохнулось на пол. – Насколько серьёзно?
– Походу, очень серьёзно. Я у Аффари. Но даже точно сказать точно, где, не могу. Здесь нет окон, так что, кажется, подвал. Может, Громов знает?
– Нет, Слава, он не знает, – мрачно заверили из трубки, и сердце сделало болезненный перебой.
– Как он, с ним ведь всё в порядке?
– Нет, Слава… с ним не всё в порядке.
– Какого хера ты мямлишь?! Вик! Что стряслось?! – вспылила я, даже не заботясь о том, что голос наверняка сейчас слышно даже в коридоре.
– Он умер, – тихо и придушенно сказал студент, и я поняла, что у меня почему-то не получается сделать вдох.
Он… что?
========== 30. Отчаянное положение ==========
Комментарий к 30. Отчаянное положение
Короче где-то тут я должна сказать, что лето – это жесть, потому что ееее куча дедлайнов. Но я настолько заебалась, что не могу придумать что-то вразумительное.
Поймите меня чисто по-братски))0)
Глухой стук по кафельному полу и скрежет – это трубка выскользнула из моих пальцев и отскочила к двери.
Громов?
Подождите… Громов, которого жизнь сделала наёмным убийцей с подработкой биологом на полставки? Громов, который котлеты без посторонней помощи пожарить не может и целоваться лезет без предупреждения? Мой хороший любимый дурацкий Громов — умер?
Я сползла на холоднющий надтреснутый пол, расцарапывая коленки, давясь рыданиями. Да не может этого… Да чёрт возьми, ну как же… В голове не укладывается. Глаза щипало и жгло, и тереть их приходилось каждые две секунды, губы дрожали, но я всеми силами пыталась собраться с мыслями.
Я должна быть там, сейчас, с ним, в больнице. Не верю, я блять, не верю, что всё так кончилось, и не поверю ни за что, пока не увижу собственнолично, даже если меня в этом будут убеждать сразу сто Виков. И без разницы, как я туда доберусь, как я вырвусь из резиденции четыреждыблядских Аффари – я должна быть там.
Умывшись и всё еще всхлипывая, я вышла обратно в комнату, где меня держали, чтобы осмотреться. Окно маленькое, зарешёченое, под самым потолком. И даже если спилить магическим образом спилить эти решётки, я всё равно едва ли туда пролезу. Остаётся только дверь. Огромная, наглухо запертая дверь. Единственный способ её открыть – сделать так, чтоб отперли снаружи. Но если я опять начну строить из себя одержимую, вряд ли это сработает. Им от меня нужно другое…
– Эй! Ало! – я от той души, которая ещё осталась во мне, шибанула по двери ладонями. – Есть кто на проводе? Отворяй ворота!
– Что ты горланишь, вот же попалась девка! – с той стороны послышалось отчётливое басистое ворчание.
– Боряша? – на всякий случай подозрительно уточнила я.
– Ну положим, – кокетливо и недоверчиво согласились со мной из коридора.
– Скажи им, что я буду говорить.
– Чего? – взвился он так, как будто я снесла дичь, от которой у него челюсть свернуло.
– Всё им расскажу, в смысле, – заискивающе протянула я, всё еще пытаясь бороться с дрожью в голосе. Не время распускать нюни, нужно собраться.
– А, ну это другое дело.
Мордоворот ещё что-то натужно проворчал и, судя по всему, поплёлся докладывать. Я прижалась ухом к узенькому проёму между дверью и косяком, так что мой бедный орган слуха от такого напора покраснел, наверное, как китайский флаг.
– Бу-бу-бу! – неразборчиво, но очень эмоционально заявил Боряша.
– К стулу её привяжи, – крикнул ему кто-то из глубины коридора, – чтоб допрашивать удобней было.
Так отлично, он сейчас меня откроет. Жаль, но удобного алюминиевого тазика под рукой не было. Как и вообще хоть чего-нибудь, чем можно было бы эффективно огреть по голове, поэтому я затаилась сбоку от двери совершенно безоружная, зато полная мрачной решимости. Со скрипом и дребезжанием дверь поддалась напору мордоворота, нехотя открыв проход в коридор, который мгновенно всей своей тушей заполнил Борян.
– Получи, фашист, гранату! – воинственно зашипела я, и от души пнула ничего не подозревающего мужика в самое причинное место.
Боряша схватился за место обеими руками, согнувшись буквально пополам и производя звуки, чем-то отдаленно напоминающие брачный призыв бизона. Связка ключей звучно грохнула на пол, и я сразу же, пока Боря издавал неразборчивые, но очень забористые матюки, подхватила её из-под его носа и на прощание добавила ему душевный хук между глаз, чтоб не очухался раньше времени.
Коридор был явно очень подвальный, лампа обреталась здесь одна единственная и висела на оголённом проводе, поэтому уходящие влево и вправо своды терялись в сумерках. Но справа доносилась какая-то байда: неразборчивые голоса, звоны, шорохи, поэтому другого выбора, кроме как пойти влево у меня не оставалось. Здесь коридор кончался узкой витой лестницей, такой пыльной и доисторической на вид, как будто её древние кельты долбили в скале долбили веке эдак в пятом, и чтобы протиснуться, пробираться приходилось бочком.
Как только я вырвалась из этих катакомб, ещё и к тому же ничерта не освещённых, я чуть было не вписалась в гору сваленных друг на друга кастрюль. Вот грохота бы было. Вытяжка грязная, раковина, стопка немытой посуды. Кухня. Кухня – тоже результат, причем хороший. В теории здесь можно откопать пару смертоубийственных штук. Надеюсь у этих мафиози найдётся на кухне нормальный нож. Я полезла в ящики: спички, пакет с пакетами, коробка с чипсами, до ножа мне добраться не дали.
– Что, Мирослава, твоя страсть к еде настолько неугасимая, что ради неё ты даже Борясика ушатала? Нет слов, я впечатлён! – голос противного Аффари сам был, как хороший нож.
Тьфу, ты ёб твою ма-а-ать!
– Не подходи! – я обернулась спиной к перерытым шкафам и лицом к парнише с безобидным именем Артём и какой-то не особо безобидной ехидной лыбой.