Выбрать главу

Что доказывается тем фактом, что он начинает изложение вразрез с традициями — не со школьного класса Циолковского и не с механических фейерверков Годдарда, а с гонки к Пенемюнде в конце Второй мировой войны. Сэр Билл известен своей теорией ключевых моментов истории и опубликовал толстую книгу неортодоксальных эссе, в которых историки спекулировали на тему, что было бы, если бы, к примеру, тот студент-радикал Таврило Принцип промахнулся, стреляя по герцогу Фердинанду и его жене в 1914 году в Сараево. Вот и здесь он многословно рассуждает о том, что для космической расы ключевым моментом был захват разработчиков нацистских ракет. Честно говоря, он так увлекается этой идеей, что отвел целую главу на фантазии о том, что случилось бы, не успей британцы первыми. Я не намерен вдаваться в утомительные обсуждения фантазий сэра Билла: о войне нервов, о непререкаемых требованиях военно-промышленного комплекса США и бывшего Советского Союза, о политических, бюджетных и управленческих промахах, которые могли провалить программу NASA по исследованию Луны и сильно подорвать не столь торопливую, но во многих отношениях более амбициозную космическую программу русских. Так или иначе, ничего этого не случилось, и не обязательно случилось бы, окажись армия Штатов в Пенемюнде раньше британской. Я уверен, что умозрения сэра Билла — всего лишь очередная попытка внушить нам, что на роль настоящих пионеров космоса годились только британцы. Поэтому нам позволительно с чистой совестью перескочить через эту сомнительную теорию и вонзить зубы в плоть книги. История захвата Пенемюнде британской армией пересказана уже не раз, однако сэр Билл сдобрил сухое изложение точкой зрения некоего сержанта Стэплтона, который якобы возглавлял операцию и который до своей смерти (сэр Билл интервьюировал его десять лет назад) шумно возмущался, что высшие чины вычеркнули его из истории. Его пылкий рассказ полон волнующих подробностей и насквозь пропитан сложностями британской классовой системы (сержант Стэплтон, как и сам сэр Билл, был убежденным социалистом и нарушил план потому, что считал своих офицеров тупыми снобами). Именно благодаря инициативе Стэплтона, уверяет нас сэр Билл, космический век начался на руинах Европы в конце Второй мировой, когда британцы победили в гонке к бункерам с секретами «Фау-2». Уинстон Черчилль предусмотрительно выменял нескольких уже опрошенных германских ученых и несколько готовых «Фау-2» на американские атомные технологии и в то же время переместил большую часть оборудования, несколько полусобранных «Фау-3» и большую группу техников во главе с такой внушительной фигурой, как Вернер фон Браун, в австралийскую глушь, на новый ракетный полигон в Вумере. Перед самыми перевыборами Черчилль успел обеспечить будущее Вумеры, убедив нескольких гениев техники, таких как Барнс Уоллис, Кристофер Кокерель и Фрэнк Уиттл, сотрудничать с германскими учеными и, как выразился Черчилль, «распространить британские идеалы свободы и честной игры до звезд». Как вы понимаете, он имел в виду создание новой Британской империи.

Следующие полдюжины глав отданы безумным геройствам первых британских пионеров космоса, которые, презирая смерть, летали на практически не испытанных ракетах во славу короля и страны. Сэр Билл не сентиментален, но в его строгой лаконичной прозе легко различить восхищение перед нерассуждающим мужеством добровольцев, этих неповзрослевших мальчишек, подобных пилотам британских «Спитфайеров», для которых практически верная смерть представлялась всего лишь увлекательным приключением. Самый прославленный из них, Морис Грей (он теперь в отставке, разводит розы и ухаживает за пасекой в Девоне), до сих пор напоминает дикую смесь Питера Пэна и Кристофера Робина — мальчишку, хохочущего в лицо верной смерти, британский аналог дзенского мастера.

Им приходилось быть героями. Пока русские спешили запустить первый спутник при помощи многоступенчатой ракеты, изобретенной их отечественным гением, легендарным главным конструктором Королевым, а американцы разрабатывали космическую военную программу, сосредоточившись на Х-сериях ракет, британцы занимались управляемыми космическими аппаратами. Первым за пределы тропопаузы, на высоту более двадцати миль, поднялся в 1955 году на гелиевом воздушном шаре шестнадцатилетний Морис Грей; он же покрыл рекорд того времени по преодолению звукового барьера, пролетев девятнадцать миль в свободном падении, прежде чем раскрыть парашют. Вслед за этим последовали несколько суборбитальных скачков добровольцев из Британских воздушных войск на модифицированных «Фау-3». Это было в 1956-м и 1957-м, однако после нескольких фатальных аварий с А-20 британские ученые разочаровались в чисто химическом топливе и занялись разработкой более мощной атомной технологии, хотя она вызвала пару инцидентов (до сих пор замалчиваемых), которые чуть не сделали Австралию необитаемой на тысячу лет.

Тем временем в 1957-м русские первыми вывели на орбиту спутник, и очень скоро за ним последовала капсула с собакой, а затем и с человеком. Американцы же к модели Х-20 разработали космический аппарат многократного использования с химическим двигателем и в 1960 году достигли на нем орбиты. Однако пока две сверхдержавы состязались за военное и политическое превосходство на орбите Земли, британская космическая программа была более дальновидной. Британцы разрабатывали космический корабль многократного применения, использовав новейший атомный двигатель Уайт-Стрика, прискорбно недооцененный русскими и американцами. В июле 1962 года двое британских ученых, Сэвидж и Кингстон, высадились на Луне, где провели целый лунный день — две недели, занимаясь исследованиями и собирая образцы. Они вернулись героями.

Правительственная космическая программа американцев оставалась строго военной, однако рисковый предприниматель Делос Гарриман, воодушевившись примером британцев, основал в США частную космическую программу и к 1970-му наконец добрался до Луны на многоразовых химических носителях. Сэр Билл довольно сдержанно отзывается о достижениях Гарримана — он явно невысокого мнения о хищном капитализме и дерзком индивидуализме янки. К тому же британцы, используя атомную технологию, к 1968 году уже достигли Марса — здесь сэр Билл, используя продолжительные интервью с участниками событий, дополняет классический отчет Патрика Мура из «Миссии к Марсу», рассказывая, как первая экспедиция застряла на планете из-за повреждения двигателя при посадке и целый год в тяжелейших условиях дожидалась прибытия второй экспедиции.

Поскольку Луна и Марс остались за британским правительством и американскими частными предпринимателями, русские обратились к внутренним планетам Солнечной системы. Только недавно, после крушения коммунистического государства, стала известна трагическая судьба первой венерианской экспедиции. Те, кто слышал запись, никогда не забудут воплей несчастных космонавтов, когда адская атмосфера Венеры варила и сплющивала их вместе с капсулой. В моих словах нет насмешки, а только ужас. То, что должно было стать реваншем за британскую экспедицию на Марс, превратилось в трагедию, которая тотчас стала государственной тайной, и сэр Билл искусно воспользовался новой открытостью нынешних российских властей, чтобы получить непосредственный отчет о катастрофе.

Первая высадка русских на Меркурии в 1972-м была, как известно, более успешной. Они применили роботов-шахтеров, питающихся солнечной энергией, и рельсовые пушки, которые уже через год начали выбрасывать к Земле слитки драгоценных металлов высокой очистки, что серьезно обогатило российскую экономику и положило начало новой гонке — уже за коммерческое использование Солнечной системы.

К тому времени британцы располагали постоянной колонией на Луне, а десятки экспедиций на мощных гусеничных машинах исследовали ее поверхность. Первые космические скафандры, основанные на скафандрах глубоководников, с тяжелой броней и клещами вместо перчаток, уступили место более современным, из сверхпрочной ткани, изобретенной Сидни Страттоном, а цельные ранцы жизнеобеспечения заменили тяжелые баллоны с кислородом.