— А что, папенька, не замечал ли ты у нашего попугая склонности к разврату?
Ирокезов старший, ковыряясь в куче листьев, вопроса не услышал. Со скоростью сорной курицы он раскидывал её в стороны.
— Нашел? — через некоторое время поинтересовался сын.
— Есть! — отозвался отец. Он выкатил механизмы на солнышко. Несмотря на почти трехсотлетнее бездействие на двигателях не было ни пятнышка ржавчины.
Ирокезовы начали осматривать механизмы. Прошлый раз, когда случай занес их в Америку, Ирокезов старший летел на сцепке из двух двигателей. Расцепив их, он тщательно осматривал аппараты. Наученный горьким опытом Ирокезов младший больше не совался отцу под руку, предоставив тому возможность поковыряться в двигателях. Через три часа папаша встал с колен и сказал:
— Как часы.
— Как солнечные? — не сдержался сын. — Пока солнце есть — работают, ну а если нет…
— Ты дозубоскалишся. Опять занесет черти куда, как в прошлый раз… Будешь знать…
Говоря это Ирокезов старший надел на себя двигатель и с криком:
— Поберегись! — поднялся в воздух.
— Порох, папенька! — запоздало крикнул Ирокезов младший, но было поздно. На высоте 15 метров двигатель остановился. В тишине внезапно смолкнувших звуков по сельве разнесся шум падения Ирокезова старшего. Несколько секунд он лежал на земле словно жук, шевеля руками и ногами. Повреждений он конечно не получил никаких — просто смешно говорить о каких- то повреждениях после падения с такой высоты, однако о землю ударился довольно крепко. Потирая бока, сипло сказал.
— Земля жесткая.
— Земля будет тебе пухом в другом месте…
Ирокезов старший рассмеялся над сыновней шуткой, но не досмеявшись ухватился за бок- бок все- таки болел.
— Где взять порох, вот вопрос! — Сказал Ирокезов младший.
— Это было вопросом пятьсот лет назад, — махнул рукой отец. — Теперь все просто. Я думаю, что порох нам достать проще, чем пиво… Сходил бы к индейцам, что ли?
Сын ушел в лес, а Ирокезов старший уснул разморенный жарким солнышком и ароматом цветов еще не известных науке. Незаметно пролетел день. Вечером, вернувшийся сын, разбудил отца, уронив на него бочонок. Ирокезов старший сперва, было, застонал, но увидев бочонок передумал.
— Порох?
— А то что ж такое по-твоему? — довольно невежливо ответил сын. Ирокезов старший поскребся, посмотрел на солнце.
— До заката минут сорок. — Задумчиво произнес он. — Можно стартовать.
Ирокезов младший пересыпал порох в заправочные емкости, пристегнул двигатель к спине.
— Собирайся-ка батя, а я тебя наверху подожду.
Сказав это, он поднялся в воздух, к верхушкам деревьев. Покряхтывая от боли, Ирокезов старший последовал его примеру. Метрах в двухстах над землей они еще раз опробовали двигатели и сориентировавшись, направились в сторону Тихого океана.
Солнце скатывалось им за спину, освещая пространство впереди красно- оранжевым светом. Вскоре дневное светило укатилось освещать Японию, и на смену ему вышла луна. Освещенные её скупым светом Ирокезовы как два грозных посланца тьмы неслись вперед. Обстановка вокруг навевала мысли о потустороннем мире и темных силах зла. Поэтому вскоре Ирокезов- младший почувствовал, что должен совершить какую-то подлость. Желание это с каждой минутой становилось все невыносимей, и случай вскоре представился. Увидев невдалеке спящий город, озаренный скупым лунным светом, Ирокезов младший свернул к нему. Негромко ругаясь отец повернул следом. Город оказался большим. Еще издали Ирокезов старший насчитал девять вздымающихся вверх шпилей.
Что-то дерзостное было в их непокорности, пронзавшей ночную тьму. От их вида мурашки забегали по душе Ирокезова старшего. Но Ирокезов младший никакого почтения к ним не испытывал. Размахивая ногой, он пронесся над первым. В тишине ночи отчетливо прозвучал треск, и, сверкнув позолотой, крест, венчавший шпиль, нырнул во тьму. Тоже самое повторилось с остальными восемью крестами. Сперва Ирокезов- старший громогласно осудил хулиганскую выходку сына, но вскоре подстрекаемый дурным примером сам присоединился к нему.
С криками — «Бей сектантов»- он носился над городом, сшибая кресты и флюгера. Однако темнота плохой помощник для такого тонкого дела. Введенный в заблуждение обманчивым лунным светом он с размаху ударил ногой по печной трубе. Трубе, конечно, не поздоровилось, но и ноге тоже досталось. С этой минуты Ирокезов старший уже не мог координировать своих движений. Он бестолково махал ногой носясь вокруг башен, но по верхушке попасть никак не мог.
Всю ночь Ирокезовы провели в воздухе медленно, зигзагами, приближаясь к берегу океана.
Все это время Ирокезов старший безуспешно пытался восстановить утраченную координацию движений. Неспособность совершить элементарное движение доводила его до бешенства. В отчаянии он решил, было попробовать свою ловкость на кронах деревьев, но на третьем дереве ему в ногу вцепилась какая-то обезьяна, недовольная тем, что её потревожили. Из этого приключения Ирокезов старший вышел, потеряв сапоги.
Полет над океаном немного успокоил Ирокезова старшего — океанские просторы были пустынны, над его равниной не поднималось ничего кроме волн, а пинать ногами воду — занятие неблагодарное, так считали оба Ирокезовых.
Через некоторое время Ирокезов старший все же начал испытывать беспокойство. Монотонность полета угнетала его не меньше неспособности точного управления своим телом. Когда берег скрылся из виду он почувствовал себя подведенным над громадным водяным кругом. Единственным предметом достойным внимания был сын, но его Ирокезов- старший видел так часто, что смотреть на него лишний раз не хотелось. Борясь со скукой, они поднялись выше, за облака, но и там, как оказалось, веселее не было…
Через три часа молчаливых страданий судьба сжалилось над ними допустив в поле их зрения стаю перелетных птиц. Ирокезов старший с рычанием ринулся вниз….
Капитан «Марии Целесты» стоя на мостике, провожал взглядом стаю низколетящих гусей. В тот момент, когда он думал, что до земли еще далёко, стая птиц раскололась и из неё, как капли из дождевой тучи, выскочили двое мужчин. Один из них торжествующе заорал:
— Гляди-ко, сынок!
Размахивая правой ногой, он понесся на корабль. Капитан оторопело смотрел на него пригвожденный к месту мыслью о невозможности происходящего. Из оцепенения его вывел голос помощника.
— Черт! Черт слева по борту!
Команда высыпала на палубу. Все вертели головами, разыскивая причину ужаса, овладевшего помощником капитана.
— Второй черт в зените!
Заорал кто-то из команды. Капитан в полголоса забормотал молитву.
Ирокезов-старший пронесся над мачтой не повредив её. Стремительно развернувшись, он ринулся обратно…
На третьей попытке экипаж «Марии Целесты» без команды лишившегося речи капитана начал спускать баркас с правого борта. Стараясь не привлекать внимания, они, усиленно работая вёслами, двинулись к горизонту. Им некогда было смотреть по сторонам, поэтому они не видели, как после шести неудачных попыток Ирокезов младший, наблюдавший за отцом, спустился ниже, пристегнул упирающегося отца к себе и двинулся в сторону Европы.
…Сзади Ирокезова младшего приятно пригревал работающий двигатель, тепло и вибрация механизма приятно ласкали спину, а бивший в лицо мокрый ветер дополнял всю гамму ощущений — было сыро, тепло и щекотно.
— Баня, — подумал Ирокезов- младший, хотя баней вокруг и не пахло. Под ним, метрах в трёхстах, лениво перекатывал волны Атлантический океан, размывая берега Старого и Нового света. Вниз, в темноту от толстой железной скобы уходил корабельный канат из манильской пеньки.
Уже шесть дней он тащил ледяную гору на юг. Уставал Ирокезов страшно — случалось, даже засыпал в воздухе, но ношу свою не бросал — ведь его ждали…
…Что потянуло Ирокезова- младшего в Египет он и сам не знал. Так, наверное, тянет птиц в воздух. Просто захотелось и все тут. Отец его, Ирокезов старший, в это время четвертый месяц лежал в спячке в Ново-Афонских пещерах под охраной бдительных монахов и Ирокезов младший остался без компаньона.
Периоды спячку у папаши случались и раньше — раз в 60–80 лет он засыпал примерно на год, а проснувшись, отдохнувший, принимался за прежний нездоровый образ жизни.
Предоставленный самому себе Ирокезов младший с месяц маялся вокруг Нового Афона, но надоевший пейзаж нагонял тоску и он отправился в Амстердам — развеяться.