Напротив, увечность является едва ли не основным объединяющим мотивом большинства классических примеров западного Б.: Брисли лезет в ванну со льдом, Пейн кромсает себя бритвой, Аккончи кусает свое плечо, Бен бьется головой о стену (впрочем, никакого сравнения с «золотым мальчиком» Леонардо да Винчи, умершим сразу после праздничного представления). Символично звучат названия произведений Аннет Мессанже («Мои мучения», 1972) или Брюса Наумана («Пытки клоуна», 1987), равно как и Регины Галиндо («Боль на раскладушке», 1999) и Стеларка («Событие для горизонтального подвешивания», 1978). Однако западные авторы часто не ограничиваются телесным (уже для Ива Клейна — первого прото-боди-артиста, его знаменитые «антропометрии» были промежуточным пунктом между его «печатями» и «космогониями», но и в этом случае приоритетными для него были «телесные отражения» на бумаге, а не сам процесс их получения), претендуя на присутствие неких высших смыслов. Так, Орлан раздает зрителям поцелуи возле статуи св. Терезы (1970), зрители вкушают облатки, приготовленные из кожи автора («Месса телу», Журньяк, 1961), а в связи с Б. Пейна говорится о «ереси», «миссии», «искуплении».
У постсоветской аудитории Б. нередко отождествляется с «раскрашенными телами», фигурирующими в контексте клубной вечеринки или рекламы (реже — экологической акции). В том усматривается продолжение традиций русских модернистов. По свидетельству Бенедикта Лившица, Ларионов «с раскрашенным лицом разгуливал по Кузнецкому, однако Москва еще не привыкла к подобным зрелищам», реагируя на это скандалами. И это не удивительно, ведь даже сравнительно невинная имитация художниками факирического действа в «Бродячей собаке» 23 февраля 1914 года вызвала переполох в зале именно вследствие сугубо боди-артистского приема прокалывания щек, хотя он также вполне укладывается в стереотип фольклорно-экзотического действа. Отечественный радикальный, а посему — немногочисленный, боди-артист, с одной стороны, слишком трепетно относится к своему телу (не исключение — даже Олег Кулик, давно отказавшийся от «собачьих представлений»), с другой, — предпочитает опосредование в форме фото- или видео-акции (фотограф-акционист Борис Михайлов, оттягивающий крайнюю плоть, высокопарно изгибаясь в серии «Я — не я», 1994, впрочем, двумя годами ранее в харьковской галерее Up-down он построил презентацию на мотиве переступания-осквернения через тело автора, затем, чтобы вскоре его реабилитировать). На Руси телесное замыкается на околотелесном: если концептуалист Науман проделывает простейшие манипуляции с лицом, отсылающие к знакам алфавита, то нечто подобное у новосибирского автора Вячеслава Мизина окрашено оттенком ернического подражания («Играй, баян»). Мало кто из наших соотечественников мог бы подписаться под словами Клауса Ринке, автора программных «Мутаций» (1970): «Я выбираю тело и телесный жест как средство дематериализации...».
[О. Сидор-Гибелинда]
СМ.: Перфоманс, Тату, Хэппенинг.
Аккончи Вито (р. 1940, Нью-Йорк), американский художник, скульптор и акционер. Учился в Айовском университете (1962-1964), преподавал в Школе изобразительных искусств Нью-Йорка (1962-1964), Калифорнийском художественном институте (1976). Начало творческой деятельности — 1969 год (перформанс, энвайронмент, далее концептуализм и боди-арт). Участник «Документы» в Касселе, Венецианской биеннале.
(обратно)Бомба
БОМБА — взрывное устройство, предназначенное для быстрого и максимально эффективного уничтожения живой силы, техники и материальных объектов противника. История этого инструмента политической и духовной борьбы насчитывает почти полтора столетия, от французских и русских бомбистов до современных шахидов. Терроризм как метод революционной и освободительной политики насчитывает две тысячи лет, однако секарии, ассасины или террористы-партизаны периода буржуазных революций рисковали совсем не так, как в XIX веке. Нож, яд, стрела или пуля — зачастую инструмент заговора и убийства, при котором исполнитель не всегда является идейным вдохновителем, он рискует, но шансы на спасение у него все-таки остаются. Конец XIX века стал крахом надежд на освобождение. Дети тех, кто мечтал о социализме «завтра», относили наступление царства свободы и справедливости на более отдаленный срок. Запад погряз в лицемерии буржуазной демократии. Россия и Турция агонизировали — косность и отсталость этих империй спасали их от закономерного распада, но и мешали модернизации. В России политический либерализм выродился в споры о системе образования,а насилие распространилось настолько, что простое убийство, не одетое в тогу трагедии или кровавого библейского мифа, уже не трогало общество. Юные идеалисты Запада и Востока взяли в руки оружие, но револьвер с его низкой убойной силой не гарантировал смерти тиранов. Гаврила Принцип — скорее, исключение из правил, — ему повезло всадить убийственный заряд в эрцгерцога Фердинанда. Б. действовала с гарантией. Правда, смерть террориста или контузия были гарантированы.