Они долго ехали по мосту, угрюмо уставившись перед собой, молчали, думая каждый о своем. Временами Андрей проваливался в прошлое. Ему казалось, что он возвращается домой, что садится за стол, что разговаривает с Катькой. Или казалось, что бежит к дереву, вместо того, чтобы бежать к дому, где ждет незнакомец и который одними лишь губами заклинает: «Сюда, сюда», и он, вопреки всему, бежит именно к дереву, туда, где его догоняет новенькая пуля. А потом он стоит на остановке, а рядом Катька, и кто-то из них предлагает идти домой…
– Что это за оборудование? – спросил незнакомец.
– Вот это? – показал Андрей. – Для принудительной вентиляции легких. Его используют в случаях, когда пациент самостоятельно не может дышать. В комплексе с другим оборудованием…
– А это?
– Искусственная почка. Знаете, при отравлениях или ожогах используется.
– А вам зачем, у вас ведь не отравление, насколько я понимаю?
– Это не мне, оно здесь всегда, мало ли что. Только ничего не трогайте, я вас прошу…
– Хорошо, не буду, – пообещал незнакомец. – А это что?
– Кнопка вызова дежурной… – Андрей покачал головой. – Зачем вы нажали?!
– Случайно, – пожал плечами незнакомец.
– Не возражаешь, если я посмотрю твое горло, – предложил врач.
– А-а, – сказал Матвей и раскрыл рот.
От руки врача пахло мылом. Матвей вспомнил, что у врачей существует традиция перед осмотром пациента мыть руки. И папа на работе всегда моет руки. Это ведь врачи придумали: «чистота – залог здоровья». Что такое залог, Матвей не знал. Видимо, какая-то вещь, связанная со здоровьем. Как мама и Матвей.
– Ангина, – сказала мама, когда ушел врач.
– Ского пгойдет, – заверил Матвей.
– Знаешь, я утром звонила бабушке, она приедет к нам встречать Новый год. Хорошо?
– Моя бабушка? – спросил Матвей, потому что никакую бабушку он не помнил.
– Твоя бабушка, папина мама. Она привезет с собой кошку. Поиграешь с ней?
– Поиггаю.
– Спи пока, – попросила мама и вышла из комнаты.
Матвею спать не хотелось, но он послушно закрыл глаза. Мама пошла на кухню. Матвей знал, что она часто стоит в кухне у окна и плачет. Когда он подходит к маме, она быстро вытирает глаза и улыбается. Почти игра. Матвею показалось, что он не засыпает, а наоборот приподымается над постелью и медленно летит к окну, лежа летит. Матвей посмотрел в окно и увидел себя. Санки увидел и большую овальную тетю. По очищенному от снега тротуару шел папа. Он шел мимо дома, мимо арки. И почему-то мимо Матвея…
Андрей шел по очищенному от снега тротуару. В обеденный перерыв он непременно направлялся домой. Пятнадцать минут – в одну сторону. Андрей посмотрел на часы: четверть второго, абсолютно не опаздывает. Ежедневно Катька ждала его в это самое время. А спустя полчаса он проделывал обратный путь. Что-то вроде ритуала.
Андрей пересек улицу и зашагал по влажному асфальту. Недалеко от дома он увидел милиционера. Остановился. Милиционер разговаривал с Матвеем. Под домом с высокой аркой дворник скреб дорожку. «Сизиф», – подумал Андрей и улыбнулся.
– Все понял? – спросил милиционер и Матвей кивнул. – Иди, – отпустил милиционер.
Матвей потянул санки, свернул в арку, оглянулся на удаляющегося милиционера, подумал секунду и пнул урну. Урна покатилась, вываливая наружу нехитрое содержимое.
– Я тебе! – прикрикнул дворник на Матвея и повернулся к Андрею. – Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответил Андрей и позвал сына. – Матвей, иди ко мне!
Матвей не услышал.
Из арки показалась высокая крупная женщина. Она увидела Андрея и замерла. «Что же я стою?» – подумал Андрей и услышал за спиной голос незнакомца.
– Пойдемте, – сказал незнакомец.
– Да-да, – кивнул Андрей. – Только… Как же?
– Ножками, ножками.
Жорик нашел нужный торговый ряд, на всякий случай сверился с записной книжкой и притиснулся к пестрому прилавку. Гипсовые фигурки девушек, рыбки на леске, коврики из южных стран. Прилавок почему-то значился как «Церковная лавка». Жорик скользнул взглядом по трафаретной надписи: «Изделия прошли обряд освящения», оглядел полки. За прилавком маячил продавец в офицерской шапке и с косичкой, похожей на косичку Жорика. Второй, должно быть руководитель, разносил продавца в пух и прах.
– Обожди, я занят! – раздраженно бросил продавец, и Жорик отошел в сторону.
Речь между руководителем и продавцом шла о трудовой дисциплине. А именно: о захламлении рабочего места, опозданиях и скверном учете. Жорик поморщился – действительно, в глаза лезла некоторая запущенность. Руководитель, не жалея слов, вколачивал в продавца теорию и практику торгового ремесла. Теория и практика включали в себя размышления о родственниках продавца, о самом продавце, о покупателях и родственниках покупателей, а также о Москве и руководстве рынка.
– Это сотка? – спросил руководитель. – Гвоздь, гвоздь… Сюда смотри!
– Сотка, – сказал продавец.
– Хочешь затылок на него насадить? Поскользнешься, трахнешься кумполом, и привет маме.
– Не трахнусь, – заверил продавец.
– Устранить, – приказал руководитель. – Не сейчас, когда уйду…
Отдав еще несколько распоряжений и вооружившись калькулятором, руководитель принялся листать бумаги.
– Выручка где? – спросил руководитель, отрываясь от подсчетов.
– Вся здесь, – ответил продавец.
– Давай, – потребовал руководитель.
Продавец нагнулся к прилавку, чтобы достать купюры, и Жорик увидел, что несколько из них он сунул под картонку с надписью «Изделия прошли обряд…»
– Это все? – насторожился руководитель, пересчитав выручку.
– Все, – заверил продавец и для убедительности перекрестился.
– Смотри у меня! – погрозил руководитель и, наконец, покинул лавку.
Жорик подошел к прилавку.
– Слушаю, – сказал продавец, не глядя на Жорика.
Жорик раскрыл записную книжку, пробежался по короткому тексту и сообщил, что приехал за Ильей Николаевичем Сафроновым, то есть за ним. Продавец хотел было возразить что-то насчет карточного долга, однако Жорик, вглядевшись в записную книжку, спешно извинился, сказал, что перепутал время и отошел от прилавка. В записной книжке, в самом деле, стояло девятнадцать часов, которые Жорик спутал с двенадцатью. Бывает же такое!
Жорик оставил рынок, плюхнулся в машину и поехал по горячим делам: график был расписан плотно, и оставалось завершить еще множество дел.
Продавец проводил Жорика долгим взглядом. Сегодня, выходило, долг можно было не возвращать. А завтра… Будет день, как говорится, будет пища. Через полчаса он уже принимал новую партию товара. Наступив на упавшую икону, он неловко поскользнулся и ударился затылком именно в то место, о котором говорил руководитель. Шапка повисла на гвозде, а он сам упал на пол. Но, видимо, был не его час, потому что сотка не вонзилась в затылок, как обещало начальство, а лишь проткнула шапку, оцарапав за ухом кожу. Продавец чертыхнулся и тут же намертво заколотил гвоздь в панель, разделяющую соседние киоски.
В шесть часов вечера, завершив работу, торговец закрыл лавку, запер киоск с обмундированием и поплелся на аллею к машине, на которой ездил по доверенности. Позади, на почтительном расстоянии, медленно шел Жорик. В сумраке аллеи продавца остановили двое. Жорик сел скамейку и принялся ждать. Разговор между продавцом икон и парнями шел о карточном долге. Жорик зевнул и отвернулся. Час был не поздний, но по аллее почему-то никто не шел, не спешил домой. Жорик посмотрел на остановку за аллеей, и там никого не было. «Не повезло, приятель, – подумал Жорик. – Здесь кричи, не кричи… Если и услышат, постараются быстрей ноги унести. Да, не повезло». Парни говорили о просроченной сумме и давили на порядочность. Жорик усмехнулся и посмотрел на часы, висящие за остановкой. Увозить продавца нужно в девятнадцать ноль-ноль, сейчас восемнадцать тридцать, до развязки оставалось полчаса. Парни не спешили, и Жорик решил минут двадцать погреться в машине. Он встал и направился к «копейке». Голоса за спиной приобрели угрожающий оттенок.