После неснятого эпизода с крышей снимали конец пятой серии - спасение героем своей пассии. Она ползала по декорациям, изображающим темный подвал, все время забывая слова, а мне еще надо было изображать большое и светлое чувство по отношению к ней. Когда мы все же благополучно отсняли, как я благородно предлагаю себя бандитам заложником вместо нее и как потом кошу из нагана всех этих бандитов, я еще раз получил подтверждение, что я прекрасный актер. Режиссер остался доволен, завистники заткнулись, и часа в три я оказался свободен, как птичка.
Когда я вылез из съемочного павильона, тут же увидел Лару, которая старательно делала вид, что она просто гуляет. Ага, конечно: в сапогах на огромном каблуке и нарядном платье, видном из-под пальто, накрашенная и надушенная так, что у меня дыхание перехватило уже за десять метров до нее. При виде меня она так плохо сделала вид, что удивилась, что я удивился сам: и чему ее на актерском-то учили?
- Ой, привет, Колин, - пропищала она ненатуральным голосом с плохой интонацией.
- Привет, Лар.
- Ну как съемки прошли?
- Нормально. Утром снимали, как я с крыши на крышу сигаю. Представляешь, обалдели совсем.
- А ты прыгнул?! - ужаснулась она. Я пожал плечами:
- Да чего такого. Я же ходил когда-то в цирковую школу...
- А, я помню, ты говорил. Я тоже в детстве занималась гимнастикой, и...
- Ладно, Лар, я спешу, мне еще в рекламе сниматься, - прервал я ее самовосхваления, - пока.
С тем я и удалился, а эта фифа осталась стоять с открытой пастью. Господи боже, куда подевались нормальные девки? Одни идиотки, только некоторые простые, а другие навороченные. И откуда вообще авторы многочисленных книжек, которые я читал в детстве, брали своих идеальных героинь? Хотя, может, и идеальные есть, только с них же придется пылинки сдувать - на фиг надо...
Поснимавшись в рекламах: расхвалив шампунь, которым никогда не пользовался, пожевав безвкусную шоколадку, которую, как я надеялся, мне больше никогда не придется пробовать, и сбрив свою отросшую щетину рекламной бритвой, которая, сволочь, драла, как наждак - я отправился в клубешник.
Приличных девок там подцепить не удалось. Домой я, как всегда, завалился в два часа ночи. Сеструха спала, мамахен лаялась с папахеном на кухне. Я принял душ, вымыл голову, упал на постель, умял под бок Матильду и тут же уснул мертвым сном.
Сон мне приснился - страннее странного. Я как будто бы сидел на диване в незнакомой комнате, а напротив, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, стоял... Судя по всему, я сам. Во сне это меня не очень удивило, я только отметил, что второй я выглядит постарше, несмотря на странную гладкость физиономии, что у него шрамы на руке, на виске и на шее, а сам он худее, и глаза какие-то странные, диковатые, будто через него пустили хороший такой разрядик в двести двадцать вольт.
- Это чего? Ночное раздвоение личности? - поинтересовался я.
- Юморист, - усмехнулся он сухо. Говорил он вроде бы мои голосом, да не совсем: у меня чистый тенор, меня в опере с руками отрывали, хоть я и пошел в кино, а у него явно слышалась хрипотца.
- Ты кто? - спросил я с интересом.
- Не догадываешься? Пораскинь кубышкой-то, ей редко выпадает такая честь.
Словесно пикировать самому с собой было глупо, так что я просто сообщил:
- Ну, я так понял, что ты - это я, только другой. Наверное, я сценариев фантастических на ночь начитался.
- Альтернативная реальность, - сказал он, кивнув, - слышал такое?
- Ага, слышал. Ну и как у вас там? Как живешь, кем работаешь?
- Живу? - он сделал паузу, - нормально, а работаю тем, кем ты снимаешься: милиционером.
- Да ладно! - не поверил я, смеясь, - ты мне про себя-то не рассказывай. Фиг бы я пошел в милицию!
- Моя реальность была сильно другая, милый мой. Я в тебе тоже себя узнаю с трудом и неудовольствием.
- Ладно тебе представляться-то! Давай лучше рассказывай!
Он оторвался от стены и прошелся туда-сюда по комнате. Я заметил, что он слегка прихрамывает, и пошутил:
- Что, неудачно с крыши спрыгнул?
- Угадал, - усмехнулся он, и глаза его сверкнули как-то совсем незнакомо для меня, - именно с крыши, причем пятиэтажки. Дурак был, приземляться не умел, теперь трещина в кости незарастающая.
- Иди ты... А печенка у тебя тоже плохая?
- Ни к черту. Я уже и забыл, когда она у меня не ныла, - отозвался он чистосердечно, но как-то равнодушно, словно речь шла не о нем. - Аппетита нет - это фиг с ним, жалко, что иногда аж до рвоты доходит - Ксюшка если засечет, начнет зудеть, чтобы я лечился...
- Ну так и чего ты не слушаешься эту свою Ксюшку? Тебе чего, на твое здоровее начхать?