Поздний вечер, интернат засыпает. В коридорах зажигается ночное освещение, дежурные санитарки занимаются своим любимым делом – вяжут шарфики или читают любовные романы - выдуманная страсть куда как интереснее реальной. Стасу надоело сидеть в каморке сторожа. Поднялся на второй этаж. Санитарка строго взглянула поверх очков, брови вопросительно поднялись.
- Телик посмотрю, - ответил Стас на немой вопрос.
- Только тихо, - предупредила санитарка. – Старики услышат, сбегутся и потом не выгонишь.
Смотреть идиотское шоу от комедийного клуба не хотелось. Стас и раньше удивлялся, что за юмор такой пополам с матом и вульгарщиной, потом догадался – это и есть так называемая «пролетарская культура», развлечение для биомассы. По другим каналам тоже показывали всякую чушь с проститутками, политиками и бандитами. Дома Стас смотрел научно-познавательные каналы – мама купила для единственного сына спутниковую антенну и ресивер – или не вылезал из интернета. Там тоже дряни хватает, но есть из чего выбирать, а рекламу порносайтов легко заблокировать соответствующей программой, было бы желание. Привычка к свободе выбора появляется быстро, а вот избавиться от нее так же трудно, как приручить дикого зверя. Стас быстро переключает каналы, тихо злясь, что выбирать не из чего. В конце концов останавливается на какой-то рекламе прокладок, только вырубает звук. Гигиенические затычки или политики, не все ли равно? Устраивается поудобнее на жестком стуле, еще раз смотрит на экран. Интересно, когда в стране появится цифровое телевидение и сотни разнообразных каналов, отечественная теледурь быстро сдохнет? Весь этот поток псевдоискусства, информационной халтуры и бредовых фильмов делают племянницы продюсеров, сынки высокопоставленных чиновников и прочие туповатые родственники сильных мира сего. Делают, потому что нет конкурентов, а невежественное большинство жрёт и не давится. Так и говорят, не стесняясь – пипл хавает! Рекламный ролик исчезает, появляется унылый пейзаж Богом забытой деревни. Картинка меняется, на экране красуется огромное пепелище. Кирпичный фундамент, словно беззубая челюсть, выделяется среди черных головешек. Печная труба торчит неприличным жестом, вызывающе и нагло. Рядом с обгорелыми развалинами коричневая россыпь песка и глины, как будто сумасшедший вскопал пустырь. Посередине сколоченная из досок крышка погреба. Стас хотел было переключить, ну что интересного в историях о бомжах или религиозных фанатиках, которых нужда либо помутнение разума заставили жить в земле? Палец небрежно вдавливает кнопку переключения каналов, но по ошибке вместо перемены картинки включается звук. Голос за кадром сообщает, что уже три года, как сгорел дом и хозяин живет теперь в землянке. Жилье находится на глубине десяти метров, поэтому там всегда тепло, даже в самую лютую зиму. А еще журналистка добавил, что обитатель подземелья ветеран войны, ему за восемьдесят, есть дети и родственники, но за помощью ни к ним, ни к государству он не обращался. В следующем кадре появляется соседний дом, на пороге стоит мужчина, на лице странное выражение … смесь зависти, страха и уважения.
- Он до сих пор на войне, - кивает мужчина жилище ветерана. – Помощи не просит ни у кого.
- В военкомат обращался? В совет ветеранов, в местную администрацию, наконец? – удивленно спрашивает журналистка.
- Насколько я знаю, нет, - отвечает мужчина. – Считает ниже своего достоинства.
Крышка погреба поднимается, словно распахивается люк тяжелого танка, наверх легко поднимается человек. Голый торс переплетен жгутами мускулов, плоский живот поделен на ровные квадратики – черная зависть культуриста! – грудь укрыта буграми мышц. Длинные волосы зачесаны назад, на голове красуется повязка а ля Рэмбо, седая борода и усы аккуратно подстрижены. Солдатские камуфляжные штаны заправлены в короткие сапоги. Мужчина подходит ближе, камера показывает крупный план. Видно, как натянута кожа на скулах. Лицо, как гранитная скала, покрыто глубокими морщинами. Журналистка спрашивает что-то глупое, типа – как вы тут живете … Трудно, дура, неужели не видишь?
- Хорошо живу, - спокойно отвечает ветеран. – Там, внизу, всегда тихо, не мешает верхняя суета. Наверх поднимаюсь только гимнастикой заниматься, в магазин за продуктами раз в неделю хожу.
- А вы получаете помощь? – спрашивает журналистка.