Но о государстве как до Рюрика, так и после него, говорить рано. Князей–вождей и окружавших их вооруженных людей называть «правящей элитой» или «классом» еще рано — уж больно этот слой неустойчив. Сегодня одна ватага защищает группу племен (племенной союз) от соседей и устраивает набеги на ближние и дальние земли. Завтра она терпит поражение, не может предложить землякам богатого пира и даже просто безопасности. Престиж дружины падает, и ее сменяет другая группа «профессиональных военных».
Сведения об этих дружинах–бандах остались в былинах, возникновение которых исследователи относят к этому времени: «А пойдем–ка ты с моей дружинушкой во чисто поле. Меня тридцать молодцев как один» — агитирует былинный Вольга (Ольга, Олег) крестьянина Микулу.[5] Крестьянский мир еще сильнее варяжского — в былине Вольга проигрывает Микуле в силе и уходит по своим делам. На Руси уже складываются мощные племенные союзы, в результате роста населения и развития общей культурной традиции возникают протогородские центры (этот процесс аналогичен греческому синойкисму — слиянию нескольких общин в одну)[6]. Сильная община вольна приглашать и прогонять дружины и их вождей, которые вступают в сложные отношения с местной элитой — жрецами и старейшинами. Когда времена изменятся, эта история останется в крестьянском сознании воспоминанием о «золотом веке» равноправия с хлопцами «дружиношки хороброй».
Особенность Рюрика на этом фоне заключалась лишь в том, что его династия смогла удержаться, но в 60–е гг. IX века в ней не было еще ничего особенного. В Киеве в это время правили другие варяги — Аскольд и Дир. Летопись, склонная преувеличивать роль Рюрика, называет их его дружинниками, которые ушли на юг, захватили Киев и затем совершили грандиозный набег на Константинополь. Но, как показал еще русский историк А.Карташев, более точная и подробная византийская хроника фиксирует нашествие варягов и славян в 860 году, то есть до появления Рюрика на Руси[7]. Получается, что Аскольд и Дир правили Киевом до «призвания варягов на Русь». А из этого следует, что варяги были обычным явлением на Руси и прежде. По стране бродили многочисленные дружины, иногда бравшие власть в славянских городах. Нередко они нападали на византийские города и веси, возвращались с богатой добычей и веселили пирами своих «подданных».
Этнически варягов обычно считают скандинавами, связывая их с викингами. Варягов–скандинавов летопись упоминает и позднее. Имена их (включая имя Ольги–Хельги) в значительной части германоязычные. Но если варяги бродили по Руси уже давно, не устраивая бесчинств, которыми славялись викинги, вряд ли можно с уверенностью сказать, что в их дружинах были только скандинавы. Скорее всего это были авантюристы и искатели приключений самых разных языков — и скандинавы, и германоязычные племена, оставшиеся со времен готов, и славяне. Такая пестрота объясняет загадку, которая беспокоила сторонников норманнской версии — уж слишком быстро варяги ассимилировались славянами. Но они изначально были отчасти славяне, давно жили среди славян. Так что о национальности Ольги ее германско–скандинавское имя говорит мало — так ее звали друзья отца, принадлежавшего видимо к варяжской среде.
Возникновение империи
Было ли «призвание варягов» судьбоносным моментом в истории Руси? Сказанное выше показывает, что нет. Образование варяжских дружин на Руси — длительный и неизбежных процесс. И вместе с другими причинами он неизбежно вел к образованию государственности именно в IX–X вв. Уплотнение населения на относительно ограниченном пространстве, увеличение излишков продуктов, позволявших содержать элиту, необходимость в военной силе для борьбы с соседями, столкновения между родами и самими дружинами, кои размножались слишком интенсивно — все это не давало истории Руси выбора. Восточное славянство вступило в полосу социального кризиса, из которого был только один выход — государственный «порядок». Новгородскую землю охватывает «рать велика и усобица», столкновения «хлопцев» (читай — дружинников) и населения, горит Ладога — первая столица Рюрика.[8] Рано или поздно этот кризис должен был завершиться победой какой–либо партии. Ею стала группировка, поддержавшая Рюрика.
В 882 г. воевода скончавшегося три года назад Рюрика Олег, которого летопись называет князем (ибо князем становятся еще не по наследству, а по способностям) захватил Киев, убив престарелых Аскольда и Дира. И здесь мы сталкиваемся с первой альтернативой в истории Руси, которая будет встречаться на нашем пути еще не раз. Новгородская дружина, упрочившая свое положение на севере Руси, могла и не ходить на Киев. Ей могло бы хватить даней с фино–угорских племен на востоке, покорением которых новгородцы действительно займутся позднее. И тогда в Новгороде формировалась бы самостоятельная государственная структура. На территории Руси образовалось бы два центра притяжения — Киевский и Новгородский. Неустойчивость сферы влияния варяжских дружин позволяет считать такой сценарий реальным. Но он меняет очень немногое. Новгород вскоре превратится в торговый город. Торговля его проходит через Киев. Отсюда — заинтересованность Новгородцев в решении киевских дел, постоянное их вмешательство в борьбу киевских князей. В то же время новгородская община слишком удалена от центра восточно–славянских земель, чтобы из Новгорода можно было удерживать их в это время, когда вся «администрация» держится на князе и его дружине. Новгород был «обречен» на то, чтобы стать частью Киевской Руси — очень влиятельной, автономной, но все же подчиненной. Не случайно неоднократные «завоевания» новогородцами Киева (в 882, 980, 1018 гг.) ничего не меняют в отношениях «двух столиц». Для того, чтобы положение переменилось, было необходимо превращение Новогорода в духовный центр страны, а этот шанс был упущен уже во время крещения Руси, центром которой неизбежно стал Киев, тесно связанный с Византией. В начале XII г. Новогород приобрел относительную независимость. Альтернатива IX в. стала реальностью, неизбежной в условиях перехода к раздробленности. Дороги исторических альтернатив разошлись недалеко и слились снова в один путь. Таким образом значение выбора Олега было невелико.
5
Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования социальной и политической борьбы. М., 1995. С.24. И.Фроянов справедливо отметил, что характер отношений Вольги и Микулы исключает повествование о временах, когда дружины уже возглавляли властные князья. Но из этого он делает необоснованный на мой взгляд вывод о том, что перед нами диалог охотника и земледельца. Для охотничего промысла не нужно собирать дружину «тридцать молодцев как один» и вовлекать в нее неопытного в охотничьих делах крестьянина.
6
Об общем в развитии Руси и античного мира см. Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города–государства Древней Руси. М., 1988. С.35; Шубин А.В. Ук. соч. С.206–297.
8
Новгородская первая летопись. М., 1950. С.106; Фроянов И.Я. Ук.соч. С.32–35. Интерпретация событий Фрояновым как межплеменного столкновения игнорирует разную социальную функцию «хлопцев» («холопей») и новгородцев.