И уже на собственном опыте, а не на опыте других Сергей понял жгучую любознательность Фауста, готового ради того, чтобы проникнуть в тайны мироздания, принять вечные адские муки. Познавать, познавать, искать прекрасное! Трагедия познания, вечная неудовлетворенность, вечный поиск и трагедия любви...
Хорошо было тогда в Веймаре на дорожках огромного парка, пронизанного солнцем! Сергей захватил с собой кинокамеру, снимал Киру на фоне гигантских буков и лип, в загородном домике Гете возле его кожаного чемодана и черного кованого сундука, у памятника "Доброму счастью" - каменного шара на постаменте (вот, оказывается, какое оно, доброе счастье!).
Чемодан Гете... Кира с грустью посмотрела на него и сказала:
- После смерти от великого человека остается его кокон - жилище, вещички.
Сергей не стал возражать, но подумал: и от Гете и от Шиллера остался их труд. Именно по их труду, а не по жилищу и вещичкам мы судим о них.
Отснятые тогда ленты сохранились, Кира не взяла их, но Сергею было бы мучительно увидеть все снова на экране. Он не запускал проекционный аппарат.
Болезненное увлечение Алтунина поэзией не притупляло, не заглушало его внутреннюю боль. Боль оставалась. И оставалось то, что составляло словно бы стержень его жизни: он по-прежнему жил и дышал заводом. Только там Сергей Алтунин мог проявить себя в полную меру. Только там. Без заводских забот жизнь показалась бы ему совсем пустой, никчемной.
Появился приказ о слиянии кузнечных цехов. Алтунин обрадовался. Наконец-то!..
Теперь всем не терпелось поскорее заняться объединением. Всем, кроме Скатерщикова, который продолжал числиться начальником цеха и будет числиться им до тех пор, пока всякого рода комиссии, осуществляя так называемый правовой режим имущественных фондов двух предприятий, проведут тщательное обследование и учет их кузнечного оборудования. Потом все изношенное, устаревшее физически и морально, будет списано, все ненужное продано другим заводам. Останется только первоклассная техника. И вот тогда-то неизбежно должна произойти какая-то перемена в служебном положении Петра Скатерщикова.
Сергей наведался к нему. Тот даже не поздоровался, глядел поверх головы Алтунина. Наконец сказал:
- Ну что ж, радуйся! Твоя взяла, как всегда... А тестя угробил. И жена, говорят, от тебя все-таки сбежала.
Сергей не обиделся. Стоит ли обижаться на Петеньку?
- Ладно, Петр Федорович. Ты же знаешь: подковырками меня не проймешь.
- Знаю, сквозь твою буйволиную кожу ничто проникнуть не может: зубки крошатся.
- Я приехал договориться.
- Нам не о чем договариваться.
- Придется все же попробовать. Еще раз хочу сказать тебе: как только закончим объединение, я уйду из цеха.
Скатерщиков недоверчиво покосился на него.
- Куда ты уйдешь?
- Карзанов к себе берет. Инженером-организатором. Должностишка подходящая: деньги - навалом и почет. Соблазнился.
- Обманываешь, поди?
- Клянусь на "Основах кузнечно-штамповочного производства". Уступаю тебе свое место, а оно, брат, с перспективой!
- Какая еще перспектива?
- Юрий Михайлович подал заявление об уходе на пенсию. Скоро станешь опять начальником цеха. И какого цеха!
- Да не может быть, чтобы Юрий Михайлович подал в отставку! Оклемается. Нужно к нему в больницу съездить. Жаль старика. Я ведь его люблю.
- Пока к Юрию Михайловичу не пускают.
- Съезжу, когда станут пускать...
Скатерщиков все еще глядел на Алтунина с подозрением. Не мог он вот так сразу поверить, что Алтунин отдаст ему объединенный цех, а сам уйдет на накую-то должностишку к Карзанову. Алтунин - прирожденный командир.
- Ты, Сергей Павлович, не хитри, — попросил Скатерщиков. — Признавайся, что под всем этим кроется.
- Этика, Петр Федорович, только этика. Я ведь с самого начала отказывался замещать Самарина, но обстоятельства заставили. А теперь вот передаю все в твои надежные руки, только пообещай, что будешь внедрять новую технологию формообразования.
- Если не надуваешь, могу пообещать хоть полцарства.
А что ему было делать? Уезжать в другой город? Зачем же, если появляется возможность стать заместителем начальника огромного объединенного цеха? А то и самим начальником... Это же куда лучше, чем искать счастья на стороне. Время в самом деле не ждет.
- Прости меня, Сергей Павлович, — сказал он, помолчав, — ежели что не так у нас получилось. Войди в мое положение: не успел ведь и полгода побыть начальником цеха... Я не шкурник, не обыватель...