"Правильно. Сваливай вину на других, выдумывай себе оправдания. Лучшее, что ты умеешь делать - прятаться. Вот только за кого? За сиськастую? Эта живая скучнее мёртвой. Такая же бесхарактерная, как и ты. Сюсюскается с тобой, прощает предательства. Думаешь, любит? Да за что тебя любить-то?!"
- Иди к чёрту!
Здоровой рукой рву на себе футболку, комкаю её и бросаю на землю. Оглядываюсь по сторонам, ищу, что ещё можно сломать. Куры давно попрятались, коты тоже. Ещё бы они остались, когда рядом сходит с ума разъярённый "хомо сапиенс". Я уже готов биться головой о стену, если сотрясение мозга гарантирует хотя бы временное облегчение.
В девять утра дядя Игорь заехал за бабой Леной, чтобы отвезти её на рынок. Когда синий кроссовер исчез из зоны видимости, я вышел во двор. Нахождение в доме казалось пыткой, но мысль, что смена декораций избавит меня от голоса в голове, была лишь наивным самообманом. Слоняясь туда-сюда от сарая к воротам, я не выдержал и стал отвечать. Уж очень обидные слова он говорил.
Вести мысленный диалог не хватало сил, да и единственный способ хоть немного контролировать ситуацию - это отвечать вслух. Но дело в том, что я даже не понимаю, кому я это всё говорю. Голос безустанно гнобит меня за прошлое и настоящее, в то же время никак не реагирует на мои вопросы, будто стараясь убедить, что он - всего лишь проявление болезни. И опасаясь строить предположения, я вроде как вынужден в это верить. Замечаю лишь, что голос становится тише. Судя по темпу, скоро он перейдёт на шёпот. Правда, с убавлением звука слова его - всё злее, всё опасней. Я думал, однажды он начнёт меня склонять к самоубийству. Но он заставляет меня убивать других людей.
"Дракон. Ха-ха-ха. Куда тебе до дракона?! Серая Мышь намного больше подходит. Или как говорят хохлы - "пацюк". Рядовой торгаш, нерадивый грузчик - вот твоя золотая середина. Но у тебя есть шанс исправиться - просто убей её!"
Сажусь на тёплый бетон, игнорируя боль под мышкой, обхватываю обеими руками голову и бормочу:
- Замолчи. Замолчи. Замолчи. Прошу тебя, замолчи.
"Убей её, Влад..."
- Кого? - от безысходности спрашиваю я.
"Её..."
Интуитивно бросаю взгляд в сторону ворот и вижу Татьяну. На её лице отражается вся безнадёжность моего положения.
- Влад...
- Татьяна, лучше уйди. Прошу тебя. Так будет безопасней.
"Убей эту эгоистку. На черта нужна баба, которая не хочет тебе верить?"
Чем тише становится голос, тем более зловеще он звучит, щекочет кору головного мозга, тонким слоем окутывает моё сознание. Упираюсь лбом в колени и закрываю глаза, сильно сжимаю зубами нижнюю губу. Больно. Но лучше я сделаю больно себе, чем кому-то ещё. Я настолько взведён, что скоро реально буду готов убивать.
- Сейчас всё пройдёт, сейчас всё пройдёт... - продолжаю бормотать и уже чувствую вкус собственной крови. Что подумают баба Лена и дядя Игорь, когда увидят меня в таком состоянии?
Татьяна подходит ближе. Я слышу её шаги. Замолкаю, не хочу сорваться и накричать. Слизываю кровь с губ. Мне снова вспомнился последний визит Иры. Вернее, я вспомнил собственный страх и осознание, что Ира видит меня таким. Жалким. И перед Татьяной я уже тоже достаточно опозорился. Но нельзя вконец раскисать. Нельзя.
Ванна чуть-чуть качнулась, издав под собой тихий хруст. Это Татьяна присела на край. Её ладонь касается моего плеча.
- Я тебе верю. - произносит она. - Я очень долго пыталась убедить себя, что прошлое - лишь фантазия. Но твои слова всё рушили.
Поднимаю голову, вопрошающим взглядом смотрю на Татьяну.
"Убей. Тебя признают невменяемым. Расскажешь всем про привидений и голос в своей голове. Экспертиза подтвердит..."
- Ты спала? - спрашиваю, замечая сильную усталость на её лице.
Татьяна отрицательно качает головой.
- В день похорон отца у меня было очень странное чувство. Вернее, предчувствие. Я очень боялась приближения вечера. Обычно люди хотят, чтобы такие дни поскорее закончились. Я же хотела, чтобы время шло как можно медленнее. И совсем не было желания идти домой. Просидела на лавочке у могилы до полной темноты, и то ушла лишь потому, что мама уже в пятый раз мне позвонила... Захожу в свою комнату, раздеваюсь, ложусь... а уснуть не могу. Чувствую, что в комнате есть кто-то ещё. И я же ни капли алкоголя не выпила, хотя родственники, естественно, чуть ли ни заставляли. Лежу, скрестив ноги, боюсь встать. Мимо меня будто кто-то ходит, от окна до двери. И это не минутное ощущение. Я даже дышать боялась. А потом кто-то сел в кресло напротив кровати, я хорошо знаю этот звук... - Татьяна глубоко выдыхает. - Не помню, когда уснула, было уже светло. Весь день хотела рассказать маме, но не решалась. Не хотела казаться дурой. Думала, мама скажет, это из-за переживаний, из-за стресса. Но после ужина мама начала первой. Сказала, что третий день слышит шорохи, скрип на диване, где отец обычно смотрел телевизор. Словно бы на нём кто-то ворочается. Замечает, что кот постоянно ловит кого-то взглядом в пустой комнате. Прислушивается и бежит в кухню так же, как когда отец доставал для него из холодильника шелестящую пачку вискаса. В первую ночь после того, как отца уже увезли в морг, мама не сомкнула глаз из-за ощущения постороннего присутствия в их спальне. Говорит, жути натерпелась. Все молитвы перечитала... Но на этом всё не закончилось. Отец умер 16 октября, так вот в течение полугода, особенно, 16 числа каждого месяца, происходили странности. То стук шагов на чердаке, то среди ночи со столов что-то падало, а 16 апреля посреди ночи с грохотом со стены упала картина, которая отцу не нравилась, но маме её подарила сестра, и поэтому она отказывалась её снимать... В общем, после того случая мы решили уехать подальше оттуда. Учитывая мамино образование и стаж работы в химической промышленности, на резюме откликнулось сразу несколько больших предприятий. Мама выбрала Кременчугский нефтеперерабатывающий завод. Поэтому мы здесь.
- Почему ты молчала?
- Прости. Люди даже вспоминать о таком боятся, не то, чтобы рассказывать. И я тоже боялась. - Татьяна кладёт руку мне на плечо. - Пойдём со мной.
- Куда? - спрашиваю я, пытаясь переварить новую информацию. - Татьяна, со мной сейчас опасно находиться.
- Именно поэтому бери другую футболку и пошли. Я не знаю, что с тобой происходит, но я знаю того, кто в силах тебе хоть немного помочь.
- Я не пойду. Мне стыдно. Стыдно всё это рассказывать кому-то ещё, понимаешь? Даже врачам.
- Мы не к врачу. Доверься мне.
Невысокий деревянный забор с большими прорехами между досками, с поблёкшей коричневой краской, местами сильно облезшей. Калитка, наоборот, сбита плотно. Верхушки досок заострены, в каждую вторую из них вбита плоская проржавевшая фигурка вороны. Двор сильно зарос бурьяном, толстая ботва с широкими листьями лишь немногим ниже забора. Позади неё, в тени четырёх высоких деревьев, стоит маленький одноэтажный дом. Очень старый, мрачный; из крупных глиняно-соломенных кирпичей, потрескавшихся от времени. Крыша - связки сухого камыша, накрытые полиэтиленом и кусками шифера, придавленного кирпичами, но уже силикатными, белыми. Труба дымохода чёрная, длинная, возвышается метра на полтора. Дом стоит боком к дороге. Стена, что смотрит на нас, имеет одно небольшое окно, занавешенное тёмной одноцветной шторой. Вход находится справа. Напротив него, за металлической оградой - белое здание ГРП (газораспределительный пункт), из которого в землю уходят несколько красных и жёлтых труб разного диаметра. По левую сторону, за зелёным забором, располагается большой заброшенный дом из оцилиндрованного брёвна. Его ставни закрыты и забиты досками. Заколочены и двухстворчатые входные двери.
Мы шли сюда минут тридцать. Как же паршиво бродить с похмелья в такую жару! Кажется, с каждой минутой температура повышается минимум на один градус. А ведь ещё нет и полудня. Дойдя до поля, что рядом с сельской школой (часть маршрута моих субботних пробежек), мы свернули влево, на узкую витиеватую тропинку, ведущую в малознакомую мне часть села. На открытом пространстве солнце откровенно бесновалось. Я до сих пор истекаю потом, отчего рану в подмышке ощутимо щиплет.