Добежав до озера, Альв нашла полынью и нырнула в нее вместе с мертвым телом. Плыла долго, добравшись подо льдом до противоположного, поросшего густым лесом берега, и там спрятала мертвеца на глубине, засунув под притопленную корягу. Вынырнула, проломив лед, отдышалась, не покидая воды, и поплыла назад. Нашла давешнюю полынью, выбралась под очистившееся от туч небо и медленно побежала к дому. Пока бежала, сбросила с себя почти всю влагу, а остатки высушила. Так что в доме не наследила и, бесшумно добравшись до своей комнаты, снова оказалась на широкой кровати под мягкой и теплой периной.
«Спать!» – приказала она себе, устроившись поудобнее, и сразу же провалилась в сон без сновидений.
2. Воскресенье, двенадцатое марта 1933 года
Утро выдалось на удивление солнечное. Чистое небо, голубое, как глаза Альв. И воздух согрелся. Во всяком случае, в десятом часу утра, когда Яков решился постучать в дверь гостевой спальни, на улице уже царила настоящая весна. Стучать долго не пришлось, девушка откликнулась практически сразу, словно бы только того и ждала, чтобы Яков постучал в дверь. Но, может быть, и ждала. По внутреннему ощущению, все, что касалось Альв, было ненадежно по определению, что, впрочем, не мешало Якову любоваться девушкой практически в открытую. Прятать взгляд было бесполезно: он уже понял, что Альв знает, когда он на нее смотрит, и, кажется, ничего против этого не имеет. Впрочем, по временам она позволяла себе замечания на эту тему, и замечания эти, если честно, едва не вгоняли Якова в краску.
– Я красивая? – спросила Альв за завтраком.
О, она и в самом деле была сегодня страсть как хороша… Буквально светилась вся, излучая внутренний свет. Сияли глаза, солнечный свет играл в блестящих черных волосах. Этим утром они лежали, словно после укладки. Волнистые, пышные… И да, Якову показалось, что они стали длиннее. Длинные черные волосы, матово-белая атласная кожа, полные карминовые губы, огромные голубые глаза.
«Сколько ей лет? – Сейчас Якову казалось, что он ошибался, когда думал, что ей двадцать два или двадцать три года. – Лет девятнадцать? Максимум двадцать! Интересно, замужем ли она…»
– Да, – между тем кивнул Яков, – я вам, госпожа Ринхольф, об этом уже говорил. Вы красивая женщина, и мне доставляет удовольствие на вас смотреть.
– А если я разденусь донага, ваше удовольствие возрастет?
– Надеюсь, вы не станете этого делать, – улыбнулся Яков и пояснил, чтобы не возникло недопонимания: – Это было бы крайне неловко… прежде всего для меня.
– Вас смущают мои вопросы? – почувствовав слабину, тут же насела Альв.
– Пожалуй, – согласился Яков. – Все это непривычно для меня – я имею в виду стиль нашего разговора – и вызывает у меня чувство неловкости.
– Сколько вам лет, господин Свев? Нет, молчите! Я сама угадаю. Сорок четыре?
– Сорок пять.
– Надо было еще подумать, – «смущенно» улыбнулась в ответ девушка. – Вечно я куда-то спешу!
Но так она только говорила. На самом деле Альв была невероятно точна во всем, что делает. Иногда быстра, но никогда не поспешна.
– Яков, вы говорили, у вас тут есть конюшни…
Она все время балансировала на грани: то называла его по имени, но на «вы», то величала господином Свевом.
– Конюшни содержит мой арендатор, – объяснил Яков. – Но если вы хотите покататься верхом – думаю, это не составит проблемы.
– Серьезно? – подняла она бровь. – Это возможно?
– Да, – кивнул он. – И я даже знаю, во что вас по такому случаю одеть.
– Меня не надо одевать, господин Свев, я сама одеваюсь… – улыбнулась Альв, – и раздеваюсь, – добавила через мгновение с милой улыбкой.
– Вы меня поняли, – остановил ее Яков. – Хотите прогуляться по окрестностям верхом?
– Я уже сказала, что хочу.
– Тогда давайте найдем вам подходящую одежду.
Вариантов на самом деле было несколько. Точнее – два. Первый – «девичья светелка» Труты, где хранились все ее подростковые вещи. Двенадцать лет назад, когда ей было пятнадцать, своими размерами сестра Якова мало чем отличалась от Альв. Разве что грудь поменьше да бедра поуже, но попробовать стоило. За одеждой и обувью продолжали следить все эти годы, потому что так хотела Трута, ну а Якову это большого труда не стоило. Это ведь не он стирал и проветривал одежду, смазывал салом и ваксил кожаные сапоги для верховой езды. Однако куда реалистичнее выглядел второй вариант. В прошлом году в Свевской заимке гостил двоюродный брат Якова с семьей. А тут, как назло, случилась война, Андрея вызвали в часть, как, впрочем, и Якова, и Свевы Ниенские – как их было принято называть в семье – отъехали второпях, словно эвакуировались, оставив в доме половину своих вещей. Среди прочего остался и костюм наездницы, принадлежавший старшей дочери Андрея – шестнадцатилетней Екатерине. Ну, «остался» – это мягко сказано, точнее, был забыт и брошен там, где Катя переодевалась в день отъезда. Вот этот костюм – в связи со сходством комплекции двух фемин – должен был подойти Альв как родной. Он ей и подошел. Однако и здесь не обошлось без недоразумений.