Старший друг посмотрел на него с сомнением:
- Это хорошо, конечно, но, во-первых, гильдмайстер нам войско не приведёт, во-вторых, в Кармоне всё равно есть и будут те, кто не на нашей стороне, а в-третьих, как ещё к нему отнесётся Его Величество...
- Ладно тебе! Всё равно это победа! А я уж думал, когда наместник прочитал свою бумажку, что придётся всех перебить и бежать из города. Так что нам повезло! Я считаю, это надо обязательно отметить!
- Ну, если за день ничего плохого не случится, почему бы вечером не устроить что-то вроде пира...
За день не случилось ничего хуже, чем ещё два сломанных Дорантом пера - впрочем, письмо ньору Аррасу он всё же написал. Попутно удалось решить, как его переправить - Флоан Ронде через доверенного слугу предложил в распоряжение Императора свою торговую сеть и своих курьеров. Теперь надо было прежде всего необходимо выяснить, в каком положении сам чиновник и какими возможностями располагает. Дорант не верил, что Аррас мог быть схвачен, как Светлейший: не так он был заметен, а значит, не так уязвим.
Письмо, зашитое в полу кафтана одного из приказчиков гильдмайстера, отправилось в дорогу, а Доранта снова потребовал к себе Император. Комес Агуиры прихватил Харрана, и они доложились о сегодняшних событиях. Йоррин взбесился, узнав подробности; вопиющая несправедливость и явное беззаконие, творимые семейством Аттоу, хоть и были ожидаемы, вывели его из себя. Под горячую руку он было даже повелел немедля казнить наместника вместе со всем семейством, и стоило большого труда и немалого дипломатического искусства, чтобы объяснить ему, почему это нельзя делать.
Харран постарался расписать как можно красочнее достоинства гильдмайстера Флоана Ронде и его преданность Его Величеству, что несколько смягчило Императора. Он выразил желание познакомиться с новым сторонником; договорились пригласить того в дом Харрана вместе с семейством (последнее явно объяснялось желанием хозяина дома увидеться с Маисси). Предварительно наметили визит на последний день недели.
А на сегодняшний вечер и вправду назначили скромное пиршество!
Оно неплохо удалось: Харран выпросил у семейства Ронде их повара, лучшего в городе (заодно известив их о намеченной аудиенции у Императора), столы, вытащенные во двор, ломились от кушаний и напитков, даже притащили местного барда, который спел несколько баллад. Дорант заметил сверкающие в дверном проёме глаза альва и, будучи уже в подпитии, вытащил его за стол. Против ожидания, альв влился в компанию и даже оказался не дурак выпить. Правда, в какой-то момент Дорант отвлёкся и не заметил, что мохнатый его подопечный перешёл с вина на пулле, что местные дикари гонят из корней какого-то колючего растения. Внезапно альв вытянулся во весь рост и, размахивая руками, заверещал что-то странное, впрочем, довольно мелодичное. Все решили, что он решил порадовать их песней, захлопали и одобрительно закричали. На это альв неожиданно пришёл в ярость и хотел было кинуться в драку, но запутался в скамейке и собственных ногах, грохнулся лицом вниз и, после некоторого барахтания, отключился.
Пришлось позвать слуг, чтобы отнесли его в их комнату, где альва вдруг решила, что её мужчина погиб и ей надо дорого продать свою жизнь. Слуг спасло только то, что альв проявил явные признаки жизни в виде громкого храпа: альва переключилась на него, и слуги успели ретироваться.
В общем, день прошёл плодотворно, а вечер - весело.
Глава 4. Уаиллар
1
О Великое Древо! Если я всё-таки не умру, я никогда, никогда больше не буду есть тёплые лаоллэ!
Стоило пошевелить глазами, как весь мир уплывал и начинал кружиться. От этого путались мысли, а живот сводило спазмом, съеденное поднималось ко рту и выплёскивалось наружу. Уаиллар чувствовал, что его куда-то несли, раскачивая, отчего голове становилось ещё хуже; он издал страшный рык - но в нём уже не оставалось ни пищи, ни питья, и изо рта не изверглось ничего, кроме этого рыка.
Потом его куда-то положили. Голос Аолли произносил что-то, но воин не мог разобрать слов.
А потом он отключился снова, надолго. Похоже, что это и было Посмертие, по крайней мере, столь мучительных и путанных видений нельзя было ожидать от обычного сна.
В следующий раз он осознал себя лежащим на своём собственном ложе в своей собственной комнате. Рядом сидела Аолли, глядя на него странным взглядом, сочетающим жалость и холод одновременно.
Он попытался что-то сказать - и не смог. Во рту было сухо, а язык не слушался.
Но он определённо был жив.
Аолли протянула ему сосуд с какой-то незнакомо, остро и кисло пахнущей жидкостью:
- Увечный воин велел дать это тебе, когда очнёшься. Он сказал, надо выпить залпом.
Уаиллар с трудом приподнялся, принял сосуд и выглотал мутную слизистую жидкость, как было велено. У него перехватило дыхание, в носу защекотало, рот обожгло. В своей жизни воин не чихал подряд столько раз. Когда, наконец, он смог нормально вздохнуть, оказалось, что голова его прочистилась, рот увлажнился (хотя и горел), а в животе перестало полыхать пламя лесного пожара.
- Ч-что это было? - Спросил он.
- Ты про жидкость? Не знаю. - Ответила Аолли. - Тебя принесли такого, что я хотела всех убить: думала, ты мёртв. Но ты вдруг захрапел, раскинулся на ложе, а когда я тебя спросила, что с тобой, отмахнулся и запел боевую песню. Потом ты был как несмышлёный уолле третьей весны, наевшийся красных ягод эрлиэло, от которых несёт верхом и низом. Я уже всё убрала, не беспокойся.
Уаиллар представил себе это и застонал от стыда, прикрыв глаза руками. Уши его обвисли.
- Я не знала, что и думать, но пришёл увечный воин и успокоил меня. Он сказал: 'с каждым может случиться, кто не умеет пить'. Я не очень понимаю, что значит 'не умеет пить', но, похоже, у круглоухих это бывает часто. Он ещё сказал, что ты пил не воду, и надо быть осторожным: если того, что ты пил, слишком много, то может быть плохо. И ещё он говорил, что нельзя мешать разное, прочное с непрочным. Это я вообще не поняла.
Тут только Уаиллар смог разговаривать нормально:
- Так это не от того, что я нарушил уарро и ел клубни лаоллэ, обработанные горячей водой?
- Про клубни увечный воин вообще ничего не говорил. Только про питьё.
Уаиллар глубоко задумался. Потом вдруг поднял голову:
- Так значит, всё, что нам говорили старейшие про слова запрета, про то, что нарушивших уарро и евших то, что не растёт в Лесу, ожидает непременная смерть - всё это ложь?
- При чём здесь слова запрета?
- Я ел пищу круглоухих, - признался Уаиллар. - И мне понравилось! Ты понимаешь, Аолли - мне понравилось! Круглоухие, получается, не портят растения, а делают так, чтобы они стали вкусными!
- О чём ты?
- Я ел клубни лаоллэ, прошедшие кипящую воду. И ещё там что-то в воду добавляли, я не разобрал по вкусу. Ты понимаешь, эти клубни были не просто едой, чтобы набить брюхо: они были вкусными, мягкими, нежными как спелые лолоу! И сладкими, а не горьковатыми! А нам говорили всегда, с самого детства: плод надо есть таким, каким он вырос, а всё остальное - уарро! Нам говорили: можно есть только то, что растет в Великом Лесу, а всё остальное - уарро! И кто попробует иное - тот умрёт! А я ел, и не умер! И мне понравилось! Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что всё, всё, что нам говорили старейшие, просто ложь! Это значит, что круглоухие умнее нас: они умеют делать вкусное из почти несъедобного. Они умеют выращивать плоды, которые больше тех, что растут в Лесу. Они умеют делать так, чтобы этих плодов было много!
- Ну и что?
- Ты не понимаешь! Если бы нам не мешали старейшие, мы могли бы брать у круглоухих семена их растений! Растить их у нас, и наши женщины могли бы попробовать разговаривать с этими растениями! И тогда у нас было бы даже больше еды, чем у круглоухих! И можно было бы иметь больше детей, и в нашем аиллоу жило бы столько же аиллуэ, сколько круглоухих живёт здесь! И у нас было бы много воинов, мы стали бы великим кланом!