В деревне её ждали.
— Приветствуем вас в нашей деревне, госпожа волшебница! — радостно воскликнула полная женщина лет сорока. — Мы уж вас и заждались!
— Даже беспокоиться начали, — сказал какой-то парень, тоже добродушно улыбаясь, — мало ли что, время сейчас неспокойное, на дорогах чёрт знает что творится…
Это уж точно, подумала Чародейка.
— Скажешь тоже! — хмыкнул худощавый старикан, выходя из толпы, высыпавшей встречать Сельму. Староста деревни, безошибочно отметила она. — Что случится с госпожой волшебницей! Она ведь знает магию! — подняв кверху указательный палец, благоговейно произнёс он.
Сельма не сдержала улыбки.
— Магия далеко не решение всех бед на свете, — ответила она. — А на дорогах действительно беспокойно. Недалеко от деревни я встретила десятка два мелких, но очень опасных монстров.
По толпе пронёсся изумлённый и испуганный вздох; кто-то вскрикнул.
— Они уже не причинят никому зла, — поспешно добавила Сельма, видя побледневшие от страха лица деревенских. — Я убила их всех.
— А… а как же… наши детки… — севшим голосом пролепетала полная женщина. — Они ведь вышли вас встречать…
Сельму пробрала дрожь. Неужели она опоздала?… И монстры поймали детей?…
— Наши дети! — выкрикнул кто-то из женщин. — Сегодня ведь праздник, Ночь Духов, они надели страшные маски и побежали на дорогу вас встречать!..
Сельма не нашла в себе сил даже крикнуть от ужаса. Язык примёрз к гортани, стало нечем дышать. Она пошатнулась, хватая ртом воздух, колени подкосились; кто-то из парней подался навстречу, чтобы подхватить её, но не успел, и Чародейка неуклюже рухнула на землю. Взор затуманился, и перед глазами встали маленькие погоревшие, прожжённые насквозь, сплошь покрытые волдырями трупики в прилипших от огня к лицу праздничных масках духов…
Змейка носилась между раненных, только и успевая промывать раны, накладывать повязки и втирать в виски мазь, затуманивающую боль.
Хоть это и было непозволительно, из глаз у Змейки текли слёзы. Она только что ампутировала руку юноше, обезображенному ожогами. Хоть Змейка и сделала всё, чтобы сделать процесс как можно менее болезненным, парень кричал, плакал и всё лепетал что-то, подобно ребёнку. А потом потерял сознание от боли.
Змейка подошла к кушетке, на которой лежала молодая девушка. Кровь залила её одежду и белые простыни. Девушка стонала, изо рта вырвался сгусток крови. Некогда красивые, а сейчас мокрые от пота и крови волосы спутались и разметались по простыне.
Змейка разорвала её одежду, открывая взору огромную рваную рану, из которой без остановки лилась кровь.
Внезапно раненная открыла глаза, выходя из бессознательного состояния. Она застонала, глядя на хлещущую кровью рану.
— Змейка, — прошептала она иссохшими губами. — Пожалуйста, не дай мне умереть…
— Ты не умрёшь! — плача, сказала Змейка.
Лицо раненной девушки стремительно бледнело, кожа стала синюшной, как у мертвеца.
— Но я уже умерла, Змейка!.. — прохрипела она, и изо рта её выполз червь.
Змейка пронзительно закричала, а мёртвая протянула к ней руки.
— Ты меня убила!
— Нет, неправда! — закричала Змейка.
— Видела ли ты хоть кого-то из своих пациентов после?! — возопил целитель Алмерик, тыча в неё пальцем. — Нет?! Так откуда ты знаешь, что они все не умерли?!
— Нет, нет!.. — Змейка рухнула на колени, зажала руками уши, но голоса звенели в её голове.
— Я так не хотела умирать, а теперь гнию под землёй!
— Сколько жизней загубила!
— Ты позволила мне умереть!
— Мучила несчастных людей, возомнила себя целительницей!
— Убила меня!..
— Змейка! Змейка!
Змейка замотала головой, замахала руками, пытаясь прогнать кого-то от себя.
— Чёрт бы тебя побрал!!! Очнись же!
Змейка открыла глаза и увидела смуглое красивое лицо девушки, показавшееся очень знакомым.
— Пойдём отсюда, — сказала она.
За её спиной пронзительно верещал целитель Алмерик, заходилась в страшном хрипе мёртвая Юна, выкрикивая проклятия, и надвигались окровавленные солдаты, которых когда-то лечила Змейка… Она старалась им помочь, старалась изо всех сил! Неужели… Неужели она действительно их всех убила? К чему тогда вообще жить?…
Змейка вскрикнула — смуглая девушка залепила ей звонкую пощёчину.
— А ну прекрати об этом думать, Гадюка! — зло сказала она.
Змейка растерянно захлопала глазами. Щека болела, и боль, как ни странно, стала прояснять её сознание.
— Сунор?… — тихо спросила она.
Сунор облегчённо выдохнула.
— Слава Луне! Конечно, я. Вставай.
Змейка взялась за протянутую руку Сунор и поднялась. Юна, Алмерик, палата врачевателей — всё стало тусклым, блеклым, ненастоящим. Со всех сторон надвигалась страшная Тьма, и Змейка наконец вспомнила абсолютно всё.
Она крепко сжимала руку Сунор, боясь отпустить — вдруг тогда она опять вернётся в этот кошмар. Сунор морщилась, но тоже не отпускала её. Когда Тьма сгустилась вокруг них, и Измерение, шипя от злости, полностью освободило разум целительницы от наваждения, из которого её вырвала Сунор, та сказала:
— Теперь давай будить остальных.
Ивор постучался в дверь комнаты Джары. Ничего. Он постучался ещё раз.
— Джара, открой, это я! — громко сказал он в щель. Опять постучал.
— Грифон! — раздался сзади весёлый бас.
Ивор, раздражённый и обеспокоенный, обернулся и увидел Варвара. Ламар стоял, широко улыбаясь. Он протянул к Ивору свою здоровенную ручищу и крепко пожал его, поданную в ответ.
— Бестия, кстати, ушла, — сказал Варвар, кивком указывая на дверь комнаты Джары.
В голову Ивора закралось нехорошее предчувствие, и в груди похолодело.
— Ушла? Куда ушла?… Когда?…
Ламар пожал плечами.
— Да вот недавно. Вроде бы в Лес друидов.
— В Лес друидов!.. — выкрикнул Ивор и стремглав бросился к лестнице, чуть не сметя огроменного Варвара со своего пути.
Тот круто обернулся.
— Грифон! Ты что! Куда это ты?
Ивор не ответил. Он промчался сломя голову по коридору, несколькими прыжками справился с лестницей, выбежал в ворота, одним махом преодолел ступеньки Гильдии, ринулся к коню.
Только бы успеть, стучало в голове в ритм частой и звонкой дроби копыт, только бы Джей ещё была жива… Какой же я идиот, что бросил её! Отпустил её одну! Если с ней что-нибудь случится… Только бы успеть!..
Он не успел.
Он понял это уже, когда, перемахнув ручеек у опушки, на скаку въехал под густую сплетённую крону Леса друидов. Но он отказывался верить в то, что произошло самое страшное из всего, что только могло произойти. Отказывался осознать, что самый главный страх его жизни претворился в реальность.
Там, где деревья начинали расти так густо, что пройти можно было лишь пешим, Ивор оставил своего коня, даже не привязав. Ему было совсем не до того.
Сердце стучало, как бешеное, но вдруг замерло — и ухнуло в бездну. Ивор обмер и остановился от шока. Он почувствовал запахи дыма и горелого мяса; до него донеслись истошные, нечеловеческие крики — такие может издавать живое существо, лишь утратив рассудок и волю от невыносимой муки, от нестерпимой боли, от безжалостной пытки…
И он знал этот голос.
Ивор очертя голову помчался дальше. Он знал, что ему уже ни за что не успеть спасти Её. Знал, что случилось непоправимое. По щекам уже текли слёзы, а сердце нескончаемо билось на мириады осколков, и Ивор знал, что эту боль не исцелить ничем и никогда…