В тени Зубов Льва всадники кочевников нанесли удар по левому флангу медленно и неуклонно продвигавшейся на север-северо-запад колонны эльфов. Крепкие всадники племен Вейя-Лу и Микку прорубили кровавые просеки сквозь строй перепуганных эльфов, отбрасывая воинов и гражданских к центру колонны. Охваченные паникой гражданские мешали усилиям воинов перестроиться и контратаковать. Разгром казался неминуемым. Эльфы должны были быть рассеяны по иссушенной солнцем пустыне и перебиты.
Среди своего стершего ноги народа находился Гилтас Следопыт, Беседующий с Солнцем и Звездами. Когда бой докатился до него, он остановил своего коня среди бегущего потока своих перепуганных подданных. Вокруг Беседующего образовалось железное кольцо воинов, пытавшихся сдержать орду кочевников.
«Великий Беседующий, тебе нужно уходить!» — сказал генерал Хамарамис, командир личной гвардии Беседующего. Кровь стекала у него по лбу.
Воины и простые эльфы присоединились к просьбе уходить, но Гилтас не собирался перебираться в безопасное место. Даже когда мимо него засвистели стрелы кочевников, он не сдвинулся с места.
«Генерал, вы сделали все, что могли. Теперь мы должны помочь вам отбить эту атаку», — сказал он, затем повернулся в седле, чтобы обратиться к своему народу. — «Эльфы двух наций! Нас изгнали из родных земель, преследовали, грабили и убивали. Возможно, это наше последнее испытание! Больше не будем бегать. Встретим свою судьбу как истинные потомки Сильваноса и Кит-Канана, не дрогнем под клинками убийц!»
Эльфы издали рев, и переменчивая маита Адалы отступила. Эльфы всех родов: знатные, простолюдины, ремесленники, фермеры, мужчины и женщины — хлынули вперед, огибая коня Беседующего. Вооружившись всем, что подвернулось под руку, они напали на кочевников. Потрясенных кхурцев стаскивали с седел, либо опрокидывали их коней. Огромная масса эльфов окружала с двух сторон, беря кхурцев в тиски. Множество эльфов пали под мечами кочевников, но порыв целого народа невозможно было подавить. Словно медленный прилив, накатывающий на песчаную отмель, они истирали ряды кочевников и угрожали полностью поглотить их.
Некоторые из кхурцев в задних рядах побежали. За ними последовали другие, и еще. Потеряв стремительность, смертоносный натиск кочевников ослаб. Когда, наконец, их строй распался, их острие — несколько сот воинов племени Вейя-Лу — были окружены эльфами. Хамарамис призвал людей сдаться.
Их ответ был грубым и оскорбительным. Сожалеющий, но непреклонный, генерал подал сигнал своей перестроившейся кавалерии, и предоставил кочевников их неотвратимой судьбе.
Гилтас спас свой народ, но цена была высока. Сотни были убиты, еще сотни ранены, и невосполнимые припасы были потеряны в безумной суматохе при отражении нападения кочевников. Повозки были перевернуты, и масло, вода и другие драгоценные жидкости пропитали безжалостный песок. Тщательно сбереженное и накопленное продовольствие было растоптано.
Пока эльфы восторгались своим спасением, несмотря на заплаченную высокую цену, подавленные кочевники вернулись в свои тайные лагеря. Целый месяц они размещали свои силы, собирая в единое целое широко раскинувшиеся племена и кланы со всех уголков Кхура. Это должно было стать решающим сражением, окончательной ликвидацией эпидемии лэддэд, и оно провалилось. Их величайшие усилия пропали даром.
Некоторые из вождей и военачальников кланов открыто говорили о прекращении. В конце концов, долина, в которую направлялись лэддэд, на самом деле не была частью Кхура. Кочевники там не жили. Кочевники даже не посещали ее. Почему бы не позволить лэддэд отправиться в эту долину и быть проклятыми находящимися в ней силами? Зачем снова жертвовать жизнями кхурцев, чтобы ускорить смерть, неизбежно ждавшую лэддэд?
Вожди и военачальники собрались вокруг своей предводительницы. Их выносливые выросшие в пустыне кони были ниже боевых коней эльфов, но возвышались над ослицей Адалы.
Известная как Вейядан, Мать Вейя-Лу, но чаще зовущаяся своими последователями просто «Маита», Адала сидела на спине Маленькой Колючки под квадратным навесом из черной плотной ткани, натянутом на четырех высоких шестах. Как всегда, ее руки были заняты. Она штопала дыры в халате одного из своих родственников. Несколько месяцев назад большинство женщин и детей Вейя-Лу были убиты в ночном нападении на незащищенный лагерь. В этом злодеянии обвинили лэддэд, у которых поблизости находился военный отряд. С тех пор Адала выполняла различную мелкую домашнюю работу для оставшихся без жен мужей. Она могла быть вождем Вейя-Лу и священным предводителем временно объединившихся пустынных племен, но при необходимости она также шила, штопала и чистила, чтобы поддержать своих верных воинов.
«Что скажешь ты, Маита?» — спросил Данолаи, военачальник Микку. — «Зачем тратить наши жизни на отступающего врага?»
«Кровь наших людей все еще дымится на песке», — невозмутимо ответила Адала. — «Кто не станет мстить за своих родственников, незаслуженно убитых?»
Мужчины отвели взгляды. Младшие дочери Адалы, Чизи и Амалия, были среди погибших в предательском ночном нападении. Адала всегда была уверена, что за этим ужасным преступлением стоялилэддэд. Ее последователи были не так уверены, пока поблизости не были обнаружены следы подков. Пони кочевников не подковывались.
«Маита, они слишком искусны для нас».
Было очевидно, что большинство из присутствовавших людей были согласны с Данолаи. Адала жестким взглядом посмотрела на него.
«Тогда отправляйся домой», — сказала она. — «Если ты думаешь, что лэддэд искуснее вас, то ты — ничтожество. Забирай другие ничтожества, и уходите, но оставьте в песке свои мечи. У вас нет права носить оружие».
Мужчины побледнели. Для кочевника, его меч, с узким лезвием без гарды, был такой же жизненной частью его личности, как мастерство в верховой езде или искусство рассказчика. Он не мог испытать большего стыда, чем когда у него забирали меч и втыкали в песок. Этот жест означал высочайшую степень трусости.
Заговорил сидевший рядом с ней на коне кузен Адалы Вапа: «Наш замечательный бросок не привел к успеху. Но, пока мы живы, мы можем снова драться». Его бледно-серые глаза были необычными для кочевника, но широко распространенными в клане Вапы Прыгающего Паука.
«Каждое сражение ослабляет лэддэд. Это не их земля. Это не их климат. Однажды их чужеземные особенности подведут их, и они будут нашими».
Доброжелатели звали Вапу философом. Менее доброжелательные вешали на него ярлык болтливого пустобреха. Но его голос был единственным голосом разума среди непоколебимой веры Адалы в свою маиту и отчаяния вождей. Старый Кэмин, единственный вождь клана из правящего кхурского племени, присоединившийся к делу Адалы, поддержал Вапу.
«Нам нужно набраться терпения», — посоветовал он. — «Внимательно наблюдайте за лэддэд. Снова соберем племена и ударим, когда придет время».
Адала закончила шить и откусила нитку. «Кэмин мудро говорит», — сказала она, складывая заштопанный халат. — «Мы будем висеть у лэддэд на пятках, пока моя маита не укажет нам, когда снова напасть».
Никто не смог предложить лучшей идеи, и никто не выказал желания покинуть драку. В кхурцах глубоко сидели страх позора и глубочайшая приверженность чести.
В нескольких милях от них эльфы столкнулись с собственным кризисом. Урон их скудным запасам оказался хуже, чем на первый взгляд. Во время нападения была потеряна одна пятая их запасов воды и шестая часть пищевого масла. Большое число раненых означало, что колонна не сможет сохранять даже прежний медленный темп. Время их нахождения в пустыне затягивалось, и у них не было припасов обеспечить каждого.