— О-о! Кого я вижу, — обрадовался Цолак. — Сама Амалия Тонян и ее верная подружка Ася! Познакомьтесь, девушки, это — мой друг Леня Барский. Вы с его сестрой учитесь…
— Мы не раз встречались с братом Лизы! И все же приятно познакомиться поближе, — сказала Ами. Ася тоже кивнула. Обменялись рукопожатиями, поговорили о том о сем и вот-вот должны были уже расстаться, а Ася все еще не решалась спросить Цолака, почему его нигде не видно, где он пропадает.
— Постойте, девчата, а каким ветром вас сюда занесло? — неожиданно заинтересовался Цолак. — Насколько я знаю, вы живете довольно далеко от района Арменкенда…
— Позвольте задать вам встречный вопрос: а вы почему здесь очутились? — не растерявшись, подхватила его тон Амалия и пытливо посмотрела ему в глаза.
— Хорошо отпарировала, молодец! — засмеялся Цолак.
— То-то же! — весело отчеканила Амалия. — Но теперь, друзья, адью, нам пора.
Не успели подруги отойти на несколько шагов, как их догнал Цолак.
— Попрощаемся, девушки, по-настоящему. Кто знает, когда встретимся: я ведь добровольцем на Эрзерумский фронт уезжаю, — с затаенной печалью в глазах серьезно сказал он.
У Аси защемило сердце: а вдруг турки убьют Цолака и она никогда больше не увидит его? Потрясенная этой мыслью, дрогнувшим голосом она вымолвила:
— Цолак-джан, пиши оттуда! Я буду беспокоиться…
— А по какому адресу? По домашнему или до востребования? — радостно подхватил он и, подскочив вплотную к Асе, почти склонив свое лицо к ее лицу, нежно взглянул ей в глаза. Она замерла: а вдруг этот сумасшедший при всех ее поцелует? С него станется.
— Баку, Асе! — поспешно отстранившись от Цолака, превратила в шутку свой невольный искренний порыв Ася и, пожав ему руку, заторопилась уйти.
— «На деревню дедушке»? Прямо по Чехову! Благодарю! Неумно, Ася, и грустно!
Ася смущенно опустила голову. Обратная дорога, как ни быстро шли подруги, показалась Асе долгой-долгой.
С этого дня непомерная тяжесть навалилась на нее. А глаза с тоской искали всюду среди парней Цолака Аматуни и не находили. Жив ли он? Она ведь знала, что на Эрзерумском фронте войска отступали. Пал город Ван. Турки огнем и мечом рвались к Арпачаю…
4
Новый, семнадцатый год Ася, как всегда, встречала дома. Это была семейная традиция: никуда в этот чудный праздник не уходить, чтобы весь год не разлучаться.
Мать замесила круглый пирог, спрятала в тесте серебряный рубль и запекла. Когда сели за стол, отец начал священнодействовать: он отрезал кусок, а Галка называла, кому его передать.
С какой поспешностью каждый, получив свою долю, тут же разламывал пирог, чтобы найти монету, которая должна в наступающем году принести счастье! Асе ни разу не досталась монета. А ведь ей было уже шестнадцать лет…
На этот раз монета не досталась никому — осталась в безымянной части пирога.
— Надо было разделить на большие куски. Тогда кому-нибудь все-таки досталось бы счастье, — сказала огорченная Галка.
— Зачем? Раз монета в доме, значит, все будет по-старому! Нового счастья, правда, не будет, зато и прежнее не отнимется. Лишь бы хуже не стало… — философски сказала мать.
— С Новым годом, дети мои! — с боем настенных часов отец поднял бокал, и все чокнулись.
С тех пор как полиция была с обыском в доме и школе, Гаврила Никитич заметно осунулся и помрачнел.
— Вот мать сказала, что если не будет нового счастья, так и не надо: лишь бы хуже не было… А куда еще хуже? — Отец чуточку захмелел, выпив по очереди за здоровье всех домочадцев.
— Эге, еще как бывает, — не согласилась с ним мать. — Есть такая притча народная. Плывет по реке отрезанная голова и все время твердит: пусть бог убережет меня от худшей беды… Прохожий удивляется — какая может быть худшая беда для отрезанной головы? В это время на пути встречается большой водопад. Голова падает с высоты и разбивается вдребезги. Теперь-то уж она навеки замолчала… Так вот, дети мои: даже самое худшее может обернуться еще более худшим. — Мать торжествующе посмотрела на отца.
— Скажи, а на что отрезанной голове жизнь? — засмеялся тот. Последнее слово, как всегда, осталось за ним. Все, в том числе и мать, долго смеялись.
Стояла бесснежная бакинская зима, больше напоминавшая позднюю осень. Снегу выпадало мало, да и тот, что падал, тут же таял в воздухе или, слегка покрыв землю, на следующий же день исчезал в песке.
Зато февраль был пронзительно холодным. Ветры носились по городу и продували насквозь все дома. Мало того, они засыпали улицы песком и пылью, хлестали по лицам прохожих.