— Поговорите с редактором! — ответила на ее вопрос коротко стриженная девушка в синей блузке, сидевшая за столом у дверей с табличкой «Главный редактор».
— Так сразу с улицы — и к редактору?
— А что особенного? Лазьян у нас простой, свойский, бывший типографский рабочий, старый большевик. А литработники нам нужны.
«Какой из меня литсотрудник? Мне бы что-нибудь попроще! Хотя бы газеты разносить по организациям!» Пока Ася стояла в раздумье, девушка зашла к редактору. Задержалась она там недолго.
— Сейчас он вас примет.
— Может, я завтра зайду? — вдруг оробела Ася.
— И не вздумай уходить! Ты ведь училась? Говори — училась? — девушка вдруг перешла на «ты».
— Ну, училась. Гимназию с золотой медалью окончила!
— Эх ты… А еще себя небось советским человеком считаешь! Насквозь вижу, что хочешь отвильнуть от работы! Да ты знаешь, что я ни в какой гимназии не училась? А как пишу, видела? Только со словарем и справляюсь с работой. Приходится! Надо же кому-то делать газету? Все на фронт уходят…
— Что, людей нет?
— Нашлись бы… Грамотных мало! У нас все на подбор коммунисты работают.
— Я не коммунистка, — сказала Ася и оторопела.
— Какого же черта ты тогда?
— То есть я коммунистка, только билета еще не имею, — смущенно призналась Ася. — Вернусь в Баку и получу билет.
— А что ты там делала? В мамочкиных дочках ходила?
— Зачем же! Я там в активистах была. На нефтепромыслах читала рабочим газеты, разъясняла. — Ася обиженно махнула рукой и замолчала.
— Ладно, не обижайся! Насквозь вижу, стоящая! Слушай, зайди поговори с редактором, умоляю тебя!
— А что ты так уговариваешь? Я здесь только на месяц!
— Пусть хоть на месяц! Понимаешь, я на фронт хочу, а ты бы на мое место, — искренне призналась девушка.
— Так вот оно что! То-то ты за меня так уцепилась! Может, рискнуть?
— Давай! Говорю, Лазьян славный человек. Он сочувствует литсотрудникам, учит. Он из спартаковцев, вождями которых были Роза Люксембург и Карл Либкнехт. Слыхала ты о вождях Германской коммунистической партии! Они…
— Таня, а тебе не кажется, что ты теряешь драгоценные минуты, а? Да еще и меня от дела отвлекаешь? И ее возьму, и тебя на фронт не отпущу. Ясно? Теперь ша, тишина! Скоро вызову товарища! — строго подал голос из-за двери главный редактор.
Таня приложила палец к губам и села за свой столик. Углубившись в бумаги, она совсем уже не обращала внимания на Асю. «Интересно, что она там пишет?» — подумала та.
Вскоре Лазьян пригласил Асю в кабинет. Здесь больше половины комнатушки занимал массивный письменный стол, весь заваленный бумагами.
Когда она вошла, Лазьян что-то сосредоточенно писал и даже не поднял головы.
— Я пришла, — тихо сказала Ася.
— Вижу. Секунду! — Лазьян предупредительно поднял левую руку и не оторвался от бумаги, пока не поставил точку.
— Мировой материал, в номер идет! — рывком Лазьян бросил ручку на стол, весело стукнул ладонью по листу бумаги и доверительно посмотрел на Асю, как бы призывая и ее порадоваться вместе. Она улыбнулась. Лазьян, встав с места, пожал ее руку, да так крепко, что та невольно ахнула.
— Иосиф Лазьян! — не придавая ее вскрику никакого значения, проговорил он и, не отпуская Асиной руки, усадил ее на узенькую скамейку, стоящую у стены напротив письменного стола.
— Ну, рассказывай! — скомандовал он.
Ася растерянно посмотрела на него и тут только заметила, что у этого стройного, подтянутого человека, с чисто выбритым, приветливым лицом были впалые щеки и очень усталые глаза. Весь его облик говорил о том, что человек этот работает с полной отдачей и скорее всего — двадцать четыре часа в сутки.
Как бы угадав ее мысли, Лазьян вытащил из кармана часы и, посмотрев время, щелкнул крышкой.
— О чем же рассказывать? — встрепенулась Ася.
— Сначала о себе. Потом расскажешь о Баку, только письменно. Будет интересно — напечатаем.
Так, в дружеской беседе, Лазьян не только сумел расспросить Асю о ней, но и познакомил с будущими обязанностями.
Уже работая в редакции литсотрудником, Ася подробнее узнала о Лазьяне. Он оказался незаурядным литератором. Но никогда не подчеркивал этого своего превосходства при исправлении допущенных литсотрудниками ошибок. Ему было тридцать пять лет, но выглядел он много старше.
— Зачем вы говорили мне, чтобы я написала о Баку, когда сами там были, да еще и сидели в мусаватистской тюрьме? — как-то спросила его Ася.