Тот улыбнулся с затаенной хитринкой в черных глазах, будто знал нечто такое, что недоступно было пониманию коменданта, и повторил свою просьбу уже более настойчиво.
Комендант со вздохом покрутил ручку телефонного аппарата и соединился с секретарем Ленина.
— Мальков беспокоит. Тут приехал с Кавказа товарищ и хочет пройти к Владимиру Ильичу, — сказал он извиняющимся голосом. — Я ему разъяснял, но он стоит на своем. Что? Да, он только что с поезда. Так. Так… Так… Понял вас. Направить в общежитие Московского комитета. Значит, на утренний прием? Есть. Есть, товарищ Фотиева!
Мальков вытащил какую-то бумажку из ящика небольшого стола и протянул ее кавказцу.
— Думаю, все ясно? Возьмите талон в общежитие. Желаю хорошо отдохнуть. До завтра!
— Зачем, зачем вы так, дорогой? Вы же не назвали мое имя! Вы скажите, что Камо здесь стоит. Понимаете! Ка-мо! Ленин меня целый век ждет, понимаете? Через горы и море я к нему летел…
В голосе, в тоне кавказца была такая страсть и искренность, что не только Мальков, но и стоявший в карауле Роман Аксенов, слышавший весь разговор, с любопытством уставился на него.
Камо с добродушной, совершенно обезоруживающей улыбкой выдержал их взгляды. Более того! Он по-свойски подмигнул им. Наверное, был уверен в магической силе своего имени…
Однако ни Мальков, ни тем более Аксенов этого имени не слыхали. И этакая фамильярность приезжего пришлась не по душе Роману Аксенову… Будь он сейчас не часовым, а комендантом Кремля, не только вторично не позвонил, но просто отчитал бы этого человека за назойливость. Разве он не знает о ранении Ленина?
В ответ на улыбчивый взгляд Камо сын прачки из Витебска Роман Аксенов, с детства познавший всю горечь жизни бедного люда, строго нахмурил брови.
Но комендант, наоборот, с видимым даже удовольствием покрутил ручку телефонного аппарата еще раз.
— Так я опять о приехавшем товарище, — тем же извиняющимся тоном сказал Мальков секретарю Ленина. — Он просил доложить Владимиру Ильичу, что здесь ждет Ка́мо.
— Не Ка́мо, а Камо́! — взволнованно поправил приехавший.
Через считанные секунды даже Роман услышал гулко раздавшийся в трубке голос самого Ленина:
— Попросите ко мне товарища Камо сейчас, немедленно!
— Слышите? Сам Ильич подходил к аппарату! — доверительно сказал Мальков и пальцем показал на телефонную трубку, как бы призывая ее в свидетели только что услышанного. — Ильич сказал: «Попросите товарища Камо ко мне сейчас, немедленно!»
Камо улыбнулся Малькову не без гордости.
Открытое синеглазое лицо Романа Аксенова тоже невольно расплылось в улыбке, когда Камо, проходя мимо курсанта в Кремль, неожиданно протянул ему руку:
— Будем знакомы, браток. Я — Камо!
— Аксенов Роман! — с готовностью пожал тот протянутую руку.
— Отставить! — строго сказал Мальков. — Ты забыл, Аксенов, что стоишь на посту? На «губу» придется отправить!
Часовой смущенно вытянулся.
— Виноват, товарищ комендант, — с сожалением разводя руками, извинился Камо. — Я на радостях, что сейчас увижу Ленина, и сам нарушил дисциплину, и парня подвел… Может, на этот раз выговором обойдется, а?
— На этот раз и на тот… А дисциплина у нас одна: на карауле замри и будь начеку, — отрезал Мальков. Но чтобы смягчить неприятное впечатление, спросил; — Камо — это что — имя у вас или фамилия такая?
— И имя, и фамилия, и отчество, и нация… и звание, и призвание! — шутливо ответил Камо и поспешил в Кремль.
Не знал в ту минуту курсант Кремля Роман Аксенов, что совсем скоро и его судьба тесно сплетется с судьбой этого человека, которого сейчас с таким нетерпением ждал Ленин.
Не знала об этом и курсантка Аня Новикова, по случайному совпадению заступившая в этот вечер на пост у кабинета Ленина.
Аня тоже слышала разговор секретаря с комендантом, а потом — и голос Ленина. Она, как и Аксенов, первоначально считала, что в неприемные часы посетителям нечего тревожить Ленина. Но в голосе Владимира Ильича была такая взволнованность, что ей стала ясна вся важность появления запоздалого посетителя.
По характеру горячая, быстрая на «расправу», Аня диву давалась, как Ленин может быть с людьми всегда ровным, сдержанным, терпеливым к их недостаткам. Как Аня говорила — «к их замашкам». Это, конечно, проявлялось у Ильича во всем, что не касалось нарушений революционной законности. Удивляло Аню и то, как поздно уходил Ленин из кабинета и как рано вставал. Когда же он отдыхал?