— Ну и ну… — смеялся Ленин. — «Мама дома? Папа дома? Жаль, жаль, а то бы я им!»
Рассказывая о своих встречах с вождем, Камо спрашивал товарищей:
— Вы слышали когда-нибудь, как смеется Ленин? Смеется, как ребенок!
В одну из встреч Камо пожаловался Ленину, что меньшевики называют его грабителем и разбойником.
— Ну, батенька, есть о чем грустить? На то они и меньшевики! Когда я вижу этих социал-демократов, горделиво, самодовольно заявляющих: мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну, тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти лицемеры с нечистой совестью, что они говорят? По всей стране идут вооруженные стычки и схватки черносотенного правительства с населением. Большевики доказали, что совершенно допустимы боевые выступления для захвата денежных средств, принадлежащих неприятелю, то есть самодержавию, для обращения этих средств на нужды восстания. Так что со спокойной совестью закупайте вместе с товарищами оружие для восстания!
Когда царский провокатор Житомирский предал Камо, большевистский центр приложил много усилий, чтобы вызволить своего боевика из тюрьмы. Ленин не мог без душевной боли читать, слушать рассказы о том, каким ужасным пыткам подвергают Камо берлинские, а затем тифлисские тюремные врачи, чтобы определить его психическое состояние.
После четырехлетней симуляции сумасшествия Камо совершил побег. Переодетого и перекрашенного Камо товарищи переправили в Батуми, а оттуда морем — в Париж, к Ленину. Надо ли говорить, как радостна была та встреча!
— Трудно было? — взяв обе руки Камо в свои ладони, участливо спрашивал Ленин.
— Можно было и впрямь сойти с ума, Владимир Ильич! Они, конечно, свое дело знают. Но большевиков не знают.
После тяжелых испытаний, выпавших на долю Камо, Ленин уговаривал его основательно отдохнуть. Но Камо на это ответил:
— Я — везучий, не пропаду. Поручайте дело, я без дела не могу!
Он действительно не мог без дела. Кроме того, Камо было совестно, что Ильич уделяет ему так много внимания.
И Ленин возложил на Камо задачу организации транспортировки подпольной литературы из-за границы в Россию.
Перед отъездом Камо зашел попрощаться с Ульяновыми.
— А есть у вас теплое пальто? Вам будет чертовски холодно ходить по палубе, — критически осмотрев одежду Камо, спросил Ленин.
Камо беззаботно махнул рукой: мол, на что ему пальто. Однако Ильич настоял, чтобы он взял его теплый серый плащ, который подарила ему в Стокгольме мать.
— Теперь я, Владимир Ильич, никогда не расстанусь с вашим плащом. Разве только полицейские сдерут его с меня вместе с кожей, — пошутил растроганный заботой Ленина Камо.
Очевидно, этот плащ сохранился бы до конца жизни Камо, если бы он еще и еще раз не попадал за тюремные решетки…
В очередной раз Камо был запрятан в Метехский замок и приговорен к смертной казни.
«Нельзя же все время увиливать от смерти. Когда-нибудь да нужно умереть. Но все-таки попытка — не пытка. Постарайся что-нибудь придумать!» — писал он своей сестре Джаваир из тюрьмы.
Однако не судьба была умереть Камо в то время… В связи с 300-летием царствования дома Романовых смертная казнь была заменена ему двадцатью годами каторжных работ.
«Ну, это уж ты шалишь, звезда моего счастья!» — Камо стал искать пути для побега. На этот, раз выручила Февральская революция 1917 года.
Из Харьковской тюрьмы через Баку и Тифлис он спешит в Петроград.
— Немедленно на отдых! Прежде всего — восстановите здоровье, а потом поговорим о делах, — приказал Ленин.
Почти насильно в июле 1917 года Камо отправили на Минеральные Воды.
А вот когда по поручению Кавказского краевого комитета он в ноябре привез Ленину письмо Степана Шаумяна, Владимир Ильич, увидев Камо, воскликнул:
— Ну, батенька, теперь вас можно снова узнать. А то, честно говоря, я тогда очень был огорчен вашим ужасным состоянием. Сядьте, расскажите обо всем! Во-первых, каким путем ехали сюда?
— По Военно-Грузинской дороге, Владимир Ильич, через Кубань и Дон.
— Позвольте, там ведь хозяйничает белогвардейщина?
— Да. Пока — да! — Слово «пока» Камо подчеркнул.
— Конечно, пока! — в тон ему повторил Ленин. — А теперь рассказывайте!
— Э-э! Дорога, Владимир Ильич, называется так, когда можно по ней идти, ехать. А это горе, а не дорога! Смотришь, рельсы разобраны, как ехать? Дрова для паровоза где взять? А воду? Кругом белогвардейцы. А в вагонах — клопы, вши… Так и ехал, да не я один!