Уже попрощавшись и дойдя до дверей, Камо вдруг остановился:
— Послушайте, когда мы вчера проходили в совнаркомовский кабинет, вы обратили внимание на часового — курсантку, о которой сказал мимоходом Ильич?
— Аню Новикову?
— Ее так зовут?
— Да. Девушку рекомендовал нам Никита Сергеевич Туляков, член Московского комитета. Найдите его и переговорите. Хотите начать с нее?
— Да. Пусть она будет первой…
— Хорошо! Я жду вас у себя в любое время дня и ночи.
И Камо поспешил в Московский комитет партии.
Найти Тулякова, московского рабочего-большевика, ныне члена МК, оказалось просто. Но тот не имел о Камо никакого представления, и здесь записка Ленина очень пригодилась.
— Да, на созданные по инициативе Ленина первые пулеметные курсы Кремля рекомендовал Новикову я. Девушка провоевала в Особом Московском военно-заградительном отряде против белобандитов около года. Я ее и записывал туда добровольцем.
Слово за слово, и Никита Сергеевич рассказал Камо все, что сам знал о Новиковой: «кремлевский курсант» звучит как звание, и она с достоинством его носит. Товарищи ее очень уважают, зовут Ван Ванычем и никакой вольности при ней не допускают. Аня старается оправдать доверие и надежды тех, кто поверил в нее и рекомендовал. Очень ответственно относится к своему делу.
— Пригласите ее, пожалуйста, сюда сейчас, — попросил Камо.
В тот же час Туляков вызвал Новикову Аню в Московский комитет. Увидев вчерашнего гостя Ленина, Аня улыбнулась ему как старому знакомому.
— Курсант Новикова прибыл! — звонко отчеканила она и вытянулась перед бывшим своим командиром Туляковым по всем воинским правилам.
— Видите, товарищ Камо, как она привыкла к своему прозвищу «Ван Ваныч»? Говорит о себе в мужском роде: «прибыл», — засмеялся Туляков.
Аня не смутилась. Подтянутая, красивая, она держалась с достоинством. И это понравилось Камо.
Когда Туляков оставил их наедине, Камо объяснил Новиковой причину вызова в МК. Он понял, какого она склада характера, и приступил к разговору без всякого дипломатического подхода.
— Давайте говорить прямо: это смертельно опасное дело.
Аня удивленно подняла на Камо глаза: разве на фронте не то же?
— Пасть в открытом бою — одно, а здесь — другое, — поспешно перехватил ее мысль Камо. — Многие разведчики погибают бесследно, в таких обстоятельствах, что Родине остается неизвестен их подвиг…
— Разве ради подвига и славы мы стоим насмерть? Много могил неизвестных солдат холмиками поднимаются после боя! — Аня нахмурила брови: говорить о таких вполне понятных вещах не хотелось.
— Быть под огнем каждый час, носить маску день и ночь…
— Под огнем быть — мне не привыкать. Смертью меня не запугаешь. А вот носить маску — не в моей натуре: я привыкла прямо в лоб!
— А как же мы без хитрости обнаружим и обезвредим тщательно замаскированных, изворотливых агентов империализма? У нас должна быть своя надежная разведка, действующая ради великой революционной идеи? Здесь «прямо в лоб» не годится! — возразил Камо. — Четыре раза жандармы приговаривали меня к смертной казни, и все-таки я их перехитрил. Видите, жив?
Да, Аня это видела. Этот человек со строгими чертами лица, внимательными темными глазами внушал ей доверие.
Камо говорил о понятиях, до сих пор чуждых образу мыслей Ани. Но она понимала их важность. Только сумеет ли сыграть роль, как заправская артистка? Хватит ли у нее терпения жить бок о бок с врагами, сидеть с ними за одним столом, пить кофе, а если понадобится — то что-нибудь покрепче, и при этом улыбаться? Сумеет ли притворяться, лгать? Во имя революции должна, обязана! Сам Ленин предложил создать такой отряд, значит, он необходим.
— Расскажите, Новикова, о себе, о своей семье поподробнее. Мне необходимо о вас все знать! — попросил Камо.
Аня задумалась. О чем рассказывать? Когда она вступила в Красную Армию? Так об этом Туляков, наверное, уже сообщил? Аня подняла глаза на Камо, как бы пытаясь понять, почему именно с нее тот начал отбор в Особый отряд.
— Туляков вас хвалил, но мало что рассказал. Рекомендовал же вас Владимир Ильич, — как бы отвечая на ее незаданный вопрос, сказал Камо.
— Сам Владимир Ильич?
— Он.
Аня силилась, но не смогла сдержать улыбку. При этом удивительно привлекательными стали ямочки на ее округлых щеках. И чтобы как-то скрыть свое смущение, стала рассказывать:
— Родилась я в деревне Гостеевке Козловского уезда. Слыхали о таких местах?
Камо отрицательно покачал головой.
— То-то и оно… Глухомань беспросветная! До неба — высоко, до царя — далеко. Так было и с дорогами из деревни в уезд, так было и с людским горем. Всему голова была сельская знать: поп да лабазник, кулаки да урядники…