– Кофе выпили. Считай, долг оплачен, – бурчит она, вроде как передразнивая меня, но я не успеваю ничего ответить: девушка уже уверенно мчится на выход.
Не паникую. Сижу, даже не думая дёргаться, разве что слегка отодвигаю стул, чтобы развалиться на нём более фривольно. Но когда между программисткой и входной дверью остаётся всего шаг, обращаюсь к ней на всю кофейню, чем ставлю в неудобное положение, ведь к нам мгновенно прилипает всеобщее внимание.
– Эй, янки, ничего не забыла? Вообще-то это ты должна мне кофе. Если счёт оплачу я, с тебя ужин!
Девушка медленно оборачивается, сверля меня гневным взглядом, и крайне заторможенно возвращается к столику. Достаёт из сумочки портмоне, открывает его, но извлечь карту я ей не позволяю, перехватываю девичью ручку чуть выше ладони. После гордо поднимаюсь со стула, нависая над «заблудшей» грозовой тучей.
Мой взгляд прицельный, цепкий, врезается в карие глаза непоколебимой уверенностью. Девушка теряется, я усмехаюсь уголком губ и наклоняюсь ниже, совсем как в подворотне вчера.
– Люк, Джим… а ты не столь невинна, как мне казалось, – шепчу с лёгкой хрипотцой, стискивая женское запястье сильнее, но не причинная боль. – Вчера так просила остаться, а сегодня убегаешь. Нужно ли напомнить, что ты получила работу благодаря мне? И не только потому, что я провёл тебя через охрану…
Многозначительно вскидываю бровь. Если девица не тупая, смекнёт, что на собеседовании произошло нечто важное. Нет? Ну, так я ей объясню. Позже.
Выдерживаю паузу, растягивая момент до неприличия, а затем отпускаю девицу и с довольной рожей плюхаюсь обратно на стул.
– Ладно, расслабься, я оплачу. Неважно, кто это сделает, сегодня мы поужинаем. Заеду за тобой в восемь, и, если ты действительно хочешь от меня отвязаться, советую быть готовой. К тому же, тебе не помешает помощь. В Сеуле туго с жильём, да и город ты не знаешь. Можешь, конечно, и дальше строить обиженку, обратиться к Люку, он не откажет! Однако поверь, его плата за помощь будет исчисляться совершенно другой валютой, – демонстративно оглядываю американку недвусмысленным взглядом, намекая на вещи вполне себе очевидные. – Не спрашивай, почему я так уверен, не поймёшь. Он кореец, я кореец, это моя страна, мой город. Я знаю людей, традиции, язык, а ещё парочку отличных риэлторов, и, как ты наверняка уже успела убедиться, моими помыслами, зачастую, движет искреннее желание помочь. Это всё, что я хотел сказать. Увидимся вечером. – И, хитро улыбаясь, я жестом подзываю официантку, вручая ей свою кредитку.
– Ты так мило приглашаешь меня на свидание, прямо не могу. Мне действительно стоило бы вести себя чуточку сдержаннее, учитывая, как много ты для меня сделал, – отвечает Мэри.
От её откровенных кривляний у меня сводят скулы, щипля язык нецензурной бранью, но из образа не выхожу, оставляя грубые словечки за кадром. Почему я уверен, что девушка паясничает? Потому что видел её вне зоны комфорта. Знаю, как она говорит; как смотрит; как быстро моргает, если не понимает происходящего; как улыбается, чуть отводя взгляд в сторону, если смущена; и даже как злится. Но, несмотря на некую примитивность игры, девчонка заслуживает бал за находчивость – так что 1:1. И в какой-то момент я даже ловлю себя на мысли, что пора бы прекратить этот фарс, да поговорить нормально, но свой спектакль Хоук завершает «СЛУЧАЙНО» опрокинутым милк-шейком.
– Ащщ! – злобно чертыхаясь, вскакиваю на ноги.
Совсем больная?! Или в штатах подобное поведение считается нормой? Вот же психованная!
Я готов выплеснуть американке в лицо всё словесное дерьмо, что имеется у меня в арсенале, однако быстро прикусываю язык, потому что к нам устремляется официантка с мотком бумажных полотенец.
Стыд склеивает губы. Не люблю доставлять проблемы посторонним. Поэтому, забив на ухмыляющуюся янки, которой, судя по всему, неведомы такие понятия, как вежливость и воспитание, отдаю всё своё внимание сотруднице кафе, пытаясь помочь ликвидировать последствия выбрыкона спутницы. И да, знаю – сам спровоцировал. Однако Мэри, коль такая умная, могла бы включить мозг и сообразить, что эта выходка отразится не только на мне, но и на других, непричастных к нашей стычке, людях.
В какой именно момент Хоук покидает кофейню, остаётся для меня загадкой. Да и не всё ли равно? Заканчиваю вытирать стол, в сотый раз извиняюсь, и в подтверждение своей искренности оплачиваю девушке самый дорогой из имеющихся в меню десерт.
День тянется нескончаемо долго…
Когда на Сеул опускается лавандово-алая дымка сумерек, выхожу на парковку отеля. Там ожидает байк, оформленный, разумеется, на подставное имя, но верой и правдой служащий мне последние три года.