Когда взгляд Гро невольно задержался на белых носочках девушки, старшая сестра на секунду испытала приступ умиления и материнской любви. «Господи, да ведь она же ещё ребёнок — да, жестокий, да, своенравный, но такой ребёнок!». На секунду, всего на секунду, ей страстно захотелось защитить эту маленькую девочку от всех тревог и ужасов мира. Она была обвинена несправедливо, но из глупого, детского чувства превосходства над окружающими не хочет в этом признаваться ни себе, ни сёстрам.
Грослин не могла объяснить природу своих чувств, но как только она вернулась обратно на кухню, ей показалось, что «чары» развеялись. Она сама не могла объяснить себе, почему её вдруг посетили столь дикие мысли, однако была рада от них избавиться и тут же поспешила забыть всё то, о чём думала и что испытывала всего пару секунд тому назад. Но это была именно та «последняя капля», что окончательно пробудила в Грослин потребность в разговоре с Минни. Эти странные ощущения она испытывала не впервые, и ей было интересно — оказывает ли Син на Минни такое же влияние, что и на неё?
Усевшись обратно за стол, девушка решила сразу же перейти к делу, без долгих предисловий, которые могли всё только ещё больше запутать и усложнить.
— Послушай меня внимательно, Минни. Я сейчас задам тебе один странный вопрос, но ты не должна отвечать на него сразу, даже если на первый взгляд абсолютно уверена в ответе. Подумай хорошо, прежде чем ответить. Это важно.
Минни согласно кивнула, попутно положив свои руки на руки старшей сестры:
— Я тебя слушаю Грослин Кроу, я — само внимание. Только прошу, скажи же мне, наконец, что происходит у вас с Син?
Гро набрала в лёгкие побольше воздуха, а затем, как можно более ровным голосом спросила:
— Скажи, Минни, за всю свою жизнь — в детском или подростковом возрасте, или позже…, - она сделала небольшую паузу, — Ты когда-нибудь чувствовала что-нибудь необычное в присутствии Синайи? Что-нибудь, что противоречило бы твоим обычным ощущениям или чувствам?
Минни не сразу поняла, о чём говорит сестра. Но, как следует подумав, девушка нерешительно произнесла:
— М-м-м… Я не уверена, но… Иногда меня действительно посещали странные мысли, я имею в виду, это было похоже на…
— То, как будто бы за тебя чувствует и переживает кто-то другой? — не удержавшись, переспросила Гро.
— Нет… Не совсем, скорее, это больше походило на определённое давление. Как будто кто-то пытается намеренно изменить ход твоих мыслей.
— Намеренно? — переспросила Грослин.
— Да. Представь, что ты компьютер, который постоянно выполняет одну и ту же команду по отношению к определённой программе. Но однажды в систему проникает вирус, и ты, как процессор, понимаешь, что тебе приходится выполнять по отношению к той же программе только те действия, которых от тебя ждёт вирус. Но ты понимаешь это, в смысле, что у тебя в голове кто-то чужой, а вот поделать с этим ничего не можешь. Вот, примерно так я себя ощущала. — Улыбнувшись, закончила объяснение Минни.
— Мда-а, прямо классическая теория захвата сознания, — задумчиво прошептала Грослин.
— Я так понимаю, то, о чём мы сейчас говорим, напрямую относится к нашей младшей сестре, так? Ты думаешь, что как-то изменяешься в те моменты, когда она рядом?
— Не то, чтобы я изменяюсь, напротив, я знаю, что эмоции, которые я испытываю — это мои эмоции. Но при этом я понимаю, что они для меня совершенно противоестественны!
— Хм-м-м, можешь привести пример? — попросила Минни. — Что ты конкретно чувствуешь и при каких обстоятельствах?
Гро довольно фыркнула — всё-таки в её сестре ещё чувствовался, не успевший выветрится окончательно, дух юриста с высшим образованием. Девушка запустила руку в локоны цвета спелого пшена, и, потянув за резинку, распустила их. Каскад топлёного золота высшей пробы тут же «расплескался» по спинке стула, давая Грослин возможность расслабиться и получше сконцентрироваться на своих переживаниях. Несколько мгновений спустя она заговорила:
— Как правило, это случалось в те моменты, когда я была максимально расслаблена, как сейчас, — начала девушка. — Думать ни о чём не хочется совершенно, и твоё сердце (или же мозг, для меня эти категории взаимозаменяемы, ты знаешь) как бы раскрывается. Оно становится словно пустой бочонок — вроде бы в нём всего полно, но в то же время он пуст. Честно говоря, даже не знаю, с чем это лучше сравнить. Но, в целом, это странное ощущение. Подобное же происходит и тогда, когда я, наоборот, сильно занята чем-либо. Мои мысли настолько плотно сконцентрированы, что я как бы начинаю «видеть сквозь них»… Это похоже на бред, я в курсе.
Девушка рассмеялась тихим печальным смехом. Вообще-то это была её работа — выслушивать от пациентов разные версии работы их подсознания, а затем давать полезные советы по контролю эмоций или решению тех или иных житейских проблем. Во всяком случае, когда-то она успешно занималась именно этим — ещё до того, как попасть в полицию и с громким успехом «вылететь» оттуда. Сразу после окончания университета, она какое-то время занималась частной практикой, арендовала офис в одном из успешных деловых центров столицы штата. Ей нравилось — это приносило хороший доход. Но потом случилось много нехороших событий: вновь дала о себе знать Синайя, арендодатели подняли цену за оплату помещения.
Но самой большой трагедией в жизни Грослин (да и всех сестёр Кроу) стала гибель родителей от рук каких-то подлых мелких грабителей, забравшихся однажды ночью к ним в дом. Собственно, именно это событие наиболее негативно повлияло на и без того нестабильную психику самой младшей сестры, и с этого момента начались все те жуткие происшествия, о которых не раз потом писали в местных газетах, и подозреваемой в которых нередко оказывалась Син. Так что в какой-то степени, для страшного маньяка-убийцы в белых носках, лежащего сейчас в соседней комнате на дешёвой пружинной кровати, существовало оправдание. Пусть и совсем крохотное и слабое.
Как бы там ни было, сейчас Грослин Кроу имела уникальную возможность почувствовать себя на месте своих бывших пациентов, и, так сказать, «выслушать» себя со стороны. К сожалению, она вскоре пришла к выводу, что если бы к ней кто-нибудь и когда-нибудь обратился с подобной проблемой, она вряд ли смогла бы дать пациенту более-менее чёткий и дельный совет.
— Да… Я, наверное, начинаю сходить с ума, — повторила девушка.
— Нет, это отнюдь не бред. Я вполне могу понять то, о чём ты мне рассказываешь. Собственно, со мной «давление» происходило в моменты аналогичного твоему состояния. Но вопрос в том, что именно ты чувствовала в эти моменты?
Гро ответила не задумываясь:
— Сострадание, жалость, какие-то приступы умиления… В общем, это всё было весьма спонтанно, но когда эффект проходил, я даже потом толком вспомнить не могла, какие конкретно эмоции мной владели. Кроме тех, что сейчас перечислила.
— Сострадание и жалость…, - задумчиво повторила Минни.
Она стала неосознанно теребить пуговицу на рукаве, взгляд же её уткнулся в скатерть — так всегда бывало, когда ею овладевало особенно глубокое размышление. Вдруг она подняла глаза на сестру — два тёмно-карих огонька, внезапно нашедших решение какой-то важной задачи:
— Постой-ка, — быстро заговорила она, — Ты сказала, что тобою овладевало чувство умиления и сочувствия. А сочувствие это было обращено случайно не на Син? Ты не можешь вспомнить, какие фразы в ту минуту были у тебя в голове, или с какой темой они были связаны?
Щёки девушки окрасил нежный розовый румянец, но этот признак здоровья скорее был связан с чрезмерной нервированностью девушки, нежели с чем-то другим, имеющим, как правило, романтический характер.
— Я имею в виду, у тебя в голове случайно не возникало мыслей типа: «она невиновна», или «Нет, Синайя не могла совершить всех тех жутких вещей, в которых её обвиняют. Плевать, что есть неоспоримые улики, она этого сделать не могла, и точка». Нет, не было такого?
Грослин ошарашенно посмотрела на среднюю сестру. Затем аккуратно, так же, как сделала это раньше Минни, выпрямилась на стуле и тихо спросила: