Почему-то тревога плавно переплавилась в липкое и противное ощущение страха. А ещё было какое-то обидное чувство, «фонившее» на заднем плане. Чувство… Предательства?
Грослин внимательно посмотрела на сестру, но не улыбнулась. Глубоко вдохнув, она заправила свои золотистые волосы за уши, и просто ответила:
— Утром. Пока ты дожидалась меня в «Оке».
Минни удивлённо уставилась на неё. Подходящих слов, чтобы описать ей свои чувства, не находилось, поэтому обе просто «наслаждались» неловким молчанием.
— Я поняла, — наконец выдавила Минни. — Значит, пока я как чокнутая колотилась в твою дверь, думая, что тебя уже наверняка порезал тот урод из вечерних новостей, вы с нашей «младшенькой» обсуждали чуть ли не план побега?!
Не помня себя от злости, Минни демонстративно поднялась с кожаного диванчика, и не глядя на Гро, собиралась гордо прошествовать к выходу. Как вдруг старшая сестра резко схватила её за руку и насильно, мощным рывком — усадила на место.
— Прекрати вести себя как ревнивая идиотка, — Гро сказала это спокойно, но прозвучало это так, будто она проорала на весь зал. Минни неохотно уступила. — А теперь заткнись и послушай меня, — молодая женщина шумно выдохнула, собираясь с мыслями, а затем подняла на младшую сестру глаза и начала говорить.
— Мне тридцать два. Тебе — двадцать семь. Я — гадалка-неудачница, ты — безработный юрист. Когда-то я была неплохим «мозгоправом», а ты — копом. Но времена изменились. Теперь мы — никто, и звать нас — никак.
Да, я тоже ненавижу Синайю за всё, что она сотворила с нами и нашей жизнью.
Да, я готова подписаться под каждым твоим словом относительно того, что вся эта затея — безрассудство, и притом безрассудство опасное. Но мне — терять больше нечего.
Ты распускаешь сопли по поводу того, что тебя уволили и ты потеряла весь смысл своей жизни? Что ж, могу заверить тебя, что со мной было то же самое. Только в отличие от тебя, я не пыталась «заесть» своё горе гамбургерами с колой, а попыталась использовать то немногое, что осталось у меня от прошлой жизни. Открыла салон. Но, — она повела рукой и грустно улыбнулась. — Как видишь, особого успеха это предприятие не принесло.
Поэтому сейчас, когда есть хоть какой-то шанс изменить моё дерьмовое существование — я на него пойду, пускай даже оно будет равно смертельному риску. Я хочу изменить свою жизнь, понимаешь, Минни? Хочу вырваться из всего этого, и снова почувствовать себя уважаемым человеком.
И пусть даже ради этого придётся уехать из страны и сменить паспорт — я готова на всё.
— На всё! — повторила она со слезами в голосе. — Только бы вновь почувствовать себя живой и нужной, почувствовать себя Грослин Кроу, а не прозябать до конца жизни в образе «Мадемуазель Гросселинды».
И поэтому я прошу тебя — Минерва Кроу, помоги мне. Помоги, и возможно чуть позже — я обязательно помогу тебе, возможно даже больше, чем ты можешь себе представить…
Минни была поражена. Она никогда бы не ожидала от своей сестры — всегда такой сдержанной и рассудительной, такого мощного потока эмоций. Искренних эмоций. Она ведь привыкла всегда и со всем справляться сама, а теперь, выходит, ей нужна помощь её — Минни? Конечно, это было странно. Конечно, Минни было страшно идти на встречу с Син, и случись ей самой выбирать, она никогда не решилась бы на такое. Но теперь у неё просто не могло быть другого выхода. Она должна была помочь сестре, которая всегда, с самого детства, помогала ей. И вот сейчас — первый раз в жизни сама просила о помощи. В этом случае ответ мог быть только один.
— Свидание ведь назначено на завтра?…
На следующее утро, ровно в шесть часов машина Гро была припаркована рядом с домом младшей сестры. Добираться до городской тюрьмы было неблизко, поэтому сёстры решили выехать пораньше, свидание было назначено на семь утра, а автобус, перевозивший преступников в самую (как уверяли чиновники) надёжную тюрьму региона — «Ривер-Бридж» должен был прибыть в семь сорок. Таким образом на то, чтобы пообщаться и навсегда попрощаться с «паршивой овцой» их семейства, девушкам отводилось чуть больше двадцати минут. «За это время ведь ничего плохого произойти не успеет, правда?», — утешала себя Минни. Бросив сумку на заднее сиденье, она ещё раз с опаской оглядела дом, в котором прожила последние несколько лет.
— Ну что опять такое? — театрально закатывая глаза, спросила Гро.
— Квартира ведь не взорвётся, как только мы отъедем на пару метров?
— Боюсь, ты чересчур переоцениваешь способности Син, дорогая, — успокоила её Гро. — Подорвать твою квартиру — это последнее, что может сделать наша «сестрёнка». — Гро приложила руку к щеке «шторкой» и добавила низким, глубоким голосом: «Я думаю, у тебя начинается мания преследования». После чего, довольно фыркнув (очевидно, ей переживания Минни казались забавными) села за руль. Нацепив на нос большие тёмные очки — «авиаторы», она высунулась из окна и, изображая крутого детектива из сериала, обратилась к всё ещё топтавшейся рядом с авто Минни:
— Ну как, напарник, готова «пролистать» последнее дело?
Глубоко вздохнув, Минни улыбнулась и села в машину. Всё же её не покидало какое-то странное, нехорошее предчувствие. Но, чтобы лишний раз не раздражать Гро (которая почему-то была от происходящего чуть ли не в восторге) Минни решила лишний раз не напоминать ей о том, насколько опасным (с любых точек зрения) может быть сотрудничество с Син.
Городская тюрьма «Скай Стоун» представляла собой перевалочную базу, с которой наиболее опасных преступников отправляли в другие, более «крепкие» места штата. Те же, кто совершил мелкие правонарушения, спокойно отматывали здесь все положенные им сроки (в основном, два-три года, максимум — пять лет). Почему «Скай Стоун» не мог позволить себе «запирать» более серьёзных преступников? Руководство тюрьмы никогда не скрывало, что на содержание заключённых выделяются ничтожно малые суммы, и они просто не в состоянии обеспечить гражданам соответствующую защиту от серийных убийц и рецидивистов. В то же время, они открыто заявляли о себе как о тюрьме «перекрёстного назначения», то есть способной дать «направление» любому нарушителю порядка туда, где ему действительно было место. Исходя из полученных характеристик, аналитики и психологи данного заведения могли с точностью спрогнозировать те условия охраны, в которых преступнику будет наиболее комфортно, но в то же время они будут настолько жёсткими, насколько это было нужно именно для него. Таким образом, защита маленького Вэлриджа (а сёстры всё ещё жили именно там) находилась в более-менее компетентных руках. Тем более, что происшествия «особого типа» случались здесь нечасто, следовательно, смысла в супернавороченной тюрьме просто не было.
Однако — коли уж приходилось держать «особо опасных» до переезда, делалось это с особой тщательностью. В здании было несколько камер, оборудованных специальным образом и напичканных ультрасовременной техникой (как всегда подозревала Гро, именно на это, судя по всему, и уходил основной бюджет тюрьмы). В одном из таких «кубов», как нередко называл их начальник тюрьмы, и содержалась сейчас Синайя Кроу. Тем более, Минни не находила для себя разумного ответа на вопрос, откуда у заключённого в таких условиях, в принципе, мог взяться мобильный.
Внешне же тюрьма ничем не отличалась от других своих собратьев. Такое же каменное здание, тянущееся квадратом, внутри небольшой двор для прогулок, везде стоят вышки с дозорными, и также как и везде, слышен лай сторожевых собак. Однако когда ты попадал внутрь — всё сильно изменялось. Казалось, что ты находишься в каменном лабиринте, где за любым поворотом тебя ожидает… Ну, в общем, что-то да ожидает. И хоть блок для посетителей был отгорожен от основного помещения с камерами, всё равно в воздухе чувствовался душный запах несвободы, и от всего здания веяло пробирающим до костей холодом. Минни как-то доводилось побывать здесь, когда нужно было проконтролировать выпущенного из тюрьмы за «хорошее поведение» раньше срока паренька. Билли Воткинс, кажется так его звали. Минни хорошо его запомнила, потому что он впоследствии стал одной из её «неудач» как инспектора — через полгода работы на предприятии по переработке рыбы, Билли решил, что жизнь, в которой деньги достаются ему путём мелкого жульничества и воровства, гораздо приятнее, чем «вкалывание» до седьмого пота на рыбзаводе. В очередной раз, когда нужно было отмечаться, он не явился в участок, и сколько потом Минни не билась — пытаясь найти его и поговорить, больше его так и не видела. Была информация, что он сбежал в Калифорнию, но искать его там было всё равно, что иголку в стоге сена. К тому же, он легко мог подделать себе новые документы и стать другим человеком, не меняя при этом образа жизни. Ей до сих пор было стыдно за себя.