— А Жада думает, что он как раз и есть народ, — сказала Валентина. — А мы его враги. Так и получается.
— Он — народ?! — подскочил Цыпа. — Помру от смеха! Народ — это кто на заводах работает и в колхозах кто трудится. И с фашистами дерется. В Испании.
Все деликатно помолчали, потому что знали недавнюю историю, как Цыпа собирался в Испанию.
— Ха! Вот бы Жаду послать драться с фашистами! — заговорил Вовка, стараясь загладить вину. — Вот драпал бы! А?
— Скорей всего, к ним бы сбежал, к фашистам, — сказал Цыпа.
— Не… — заспорил Вовка. — Не сбежал бы. Они бы его с нашими заставили воевать, а он ведь трус. Только собак вешать может.
И опять замолчали в сумраке. Сидели, привалившись друг к другу, и тихо дышали, как один человек. Только Павлика не было. Потом послышались шаги, и Виталька угадал:
— Павлик.
Белая рубашка Павлика замаячила в двери.
— Где был? — спросил Виталька.
— С папой приемник доделывали.
— Работает?
— Работает…
— Хорошо слыхать?
— Хорошо… — тихо сказал Павлик. — Только… лучше бы уж плохо было слышно. А то включили, и сразу — бах — новость: фашистские диверсанты взорвали республиканский линкор… «Хайме Первый»…
— Во гады! — сказал Цыпа.
— И под Бильбао положение ухудшилось…
— Врешь, — по привычке сказала Валентина, но больше никто ничего не сказал, потому что понимали: Павлик не врет.
Митька подвинулся на скамейке и тихо позвал Павлика:
— Садись.
Внизу, за забором, на Жадиной веранде весело заорал патефон:
Вовка Шадрин пошевелился и медленно сказал:
— Хлопну я из рогатки этот ящик с маркизой. С крыши его хорошо видать!
— Я тебе хлопну! — пригрозил Митька. — Молочный снайпер… Люди с фашистами воюют, а ему только бутылки да пластинки бить.
— Воюют… — сказал Вовка тихо и обиженно. — Я же не могу там воевать. Если бы пустили да винтовку дали…
Никто не засмеялся. Потому что каждый знал: если бы пустили и дали винтовку… Ну, а что, в самом деле, разве не вышли бы из них снайперы?
— Пустят тебя… — заметил Серёга. — Они своих-то пацанов отсылают подальше от беды.
И сразу вспомнился им вокзал, люди, цветы, плакаты, деловитое буханье барабана, и голоса труб, и шестеро темноволосых мальчишек, растерянно вышедших из тамбура на дощатый перрон. Обыкновенные пацаны, худенькие, тонконогие, некоторых можно одной рукой на лопатки уложить. Только загар потемнее, чем у здешних, вот и все. Даже не верилось, что эти ребята строили баррикады, а может быть, и стреляли по врагам. Потом автобус увез испанских мальчишек в дом отдыха Рыбкоопа, а наши ребята пошли бродить по улицам.
Надо было готовиться к экзамену по арифметике, но они ходили по рассохшимся деревянным тротуарам, растревоженные и недовольные тем, как устроен мир. Там, на вокзале, их на секунду задела грозная жизнь Испании, а сейчас в заросших лебедой газонах мирно стрекотали кузнечики и тишина висела над городком. Зной раннего лета жарил мальчишкам плечи.
Они ходили, позабыв, что надо учить правила действий с дробями, спорили о боях под Мадридом, и только смуглый сердитый Цыпа был молчалив и спокоен…
— Не дадут нам винтовки, — сказал в темноте Павлик. — Чего ж говорить…
— А что делать? — спросил Вовка.
Это был серьезный вопрос.
Это был очень серьезный вопрос, потому что в самом деле нельзя же сидеть просто так, когда «юнкерсы» бомбят Университетский городок Мадрида, когда войска Франко осадили Бильбао — столицу басков, когда взорвали республиканский линкор… Но что делать?
— Учиться стрелять, — твердо сказал Митька. — Это нам еще пригодится. Не в заборы пулять, а как следует. Чтоб отряд у нас был настоящий, а не то, что сейчас. Чтобы, когда надо, мы сразу… Ну все равно сейчас мы больше ничего не можем.
— Хорошо тебе, ты в кружке, — откликнулся Цыпа. — А мы что? Из луков да из луков.
— Я Скобелева упрошу. Пусть всех запишет. Я за ним по пятам буду ходить, когда из отпуска вернется.
— Мы тоже будем, — сказала Валентина.
— А луки тоже нельзя бросать, — продолжал Митька. — Думаете, я на значок сдал бы, если бы из лука не стрелял? Он глазомер развивает и руки.
— Название какое-то у нас неподходящее, — сказал Серёга. — Непонятно как-то: «Белые перья». Какие перья, откуда, для чего?
— Лучше «красные», — предложил Вовка. — Мы же красный отряд.
— Лучше… Но все равно непонятно.