Решив, что вопрос тети как раз и толкает его на разглашение дел внутренних, чисто военных, Федя ответил:
— Хорошо кормят.
— Ну, а что, например, ты ел вчера на обед?
Лицо Феди стало серьезным.
— Забыл. Что-то вкусное…
После завтрака он ринулся обегать дом, знакомые закоулки во дворе. Возле колодца лежала коряга, которую прежде Федя не мог сдвинуть с места.
— А ну, попробуем! — сказал он, подбегая к коряге, и, натужившись, слегка приподнял ее. — Во! — с гордостью воскликнул он, разжимая руки, и коряга шлепнулась на землю.
В саду наливались соком плоды яблонь, гудели пчелы над расцветшей липой. Высокий жасмин стоял, как букет в вазе, белея чашечками, словно сделанными из воска. Появились белые прожилки на зеленых ягодах крыжовника. Ночью прошла гроза, и землю устилали лепестки роз. В дальнем углу сада Федя обнаружил «заячий холодок» — иглистый куст, похожий на крохотную иву, в бубенчиках. Федя присел перед ним на корточки. Майор на уроке ботаники говорил: «В поле под таким кустом любят отдыхать зайцы».
Федя поднялся и увидел на заборе соседнего двора двух старых друзей: Гришку Зворыкина и Тимоху Гаркушу. Он узнал их сразу, хотя у Гришки щека была залеплена пластырем, а у Тимохи губы так запеклись, что даже почернели.
Узнали и они друга, но будто онемели от изумления.
— Здорово, орлы! — бодро крикнул Федя, положив обе ладони на пряжку пояса.
Они молчали, не зная, как ему ответить. Разом, словно их кто стряхнул, свалились с забора и подошли к Феде. Он чувствовал себя неловко.
— Федька! — наконец выдавил Зворыкин.
— Как жизнь? — поддержал разговор Гаркуша.
— Порядочек! Откат нормальный! — вспоминая лексикон Каменюки, ответил Федя, но тут, видно, ему самому в тягость стала роль старослужащего, и он, скороговоркой сказав: «Ребята, я сейчас… Ждите у колодца!», умчался.
Дома он снял форму, аккуратно сложил ее.
— Теть Саш, подворотничок я сам потом пришью, ты не знаешь как… А теперь и побаловаться можно! — и, с наслаждением перевернувшись через голову, выскочил на крыльцо.
Друзья ждали у назначенного места. Ну вот, теперь все понятно! Перед ними был прежний Федька, и они, дав ему «тычка», навалились на него, завизжали, закричали… и пошла кутерьма!
Вволю навозившись, бросились на траву у забора, стали расспрашивать своего друга о новой его жизни. Федя охотно рассказывал, а потом объявил:
— У нас в сарае штаб сделаем, связь проведем. Там будут три кабинета. Ты, Гришка, будешь моим заместителем по строевой, а Тимоха — по политической… Айда, посмотрим!
Федька был и тем же простым, незадавакой, и каким-то другим, они это чувствовали, и им даже приятно было подчиняться ему, ждать от него новых интересных выдумок. Поэтому, беспрекословно приняв новые назначения, они отправились осматривать штаб.
В сарае Федя устроил им «проверочку».
— Вот ты, — обратился он к Тимохе, — входишь в ротную канцелярию, а там сидят: старшина Привалов, твой воспитатель майор Боканов, командир роты, тоже майор, и неизвестный подполковник. А тебе надо обратиться к старшине, как ты обратишься?
Лицо Тимохи вытянулось от напряженных поисков ответа, темная шапка волос, казалось, сдвинулась вперед.
— Я подожду, когда подполковник выйдет, — попытался он схитрить.
— Э-э-э, нет! — запротестовал Федя. — А ты, Гришка?
— Я скажу: товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу старшине.
— Не точно. Надо сказать: «к старшине Привалову». Наш майор всем правилам учит: «Должна быть, — говорит, — культура поведения в общественных местах». В фойе театра что можно читать? — ошеломил он новым вопросом своих друзей и, не дождавшись ответа, сказал: — Только программку! А если в театре старушка одевается, помоги ей.
— А калоши… надо помогать? — спросил Тимоха.
Федя на секунду заколебался, но потом твердо ответил:
— Конечно! Она ж старушка, а майор говорит — старость надо уважать.
Федя проснулся рано, когда тетя Саша собиралась на базар, а папа еще не встал..
— Спи, спи, что ты ни свет, ни заря? — недовольно сказала Александра Семеновна.
Но он вскочил и в одних трусах выбежал на крыльцо.
Гнали коров на пастбище, тянулись машины из МТС. Вдали виднелись лиловые квадраты фацелии и серебристо-кудрявые ивы, склонившиеся над рекой. Сбегать искупаться? В это лето Артем научил Федю плавать. Феде вспомнилось, как Артем недавно говорил Скрипкину, когда тот получил тройку: «Ты что ж, суета-сует, не думаешь комсомольцем быть?» Федя улыбнулся: «Вот уж действительно „суета-сует“». А ему Артем советовал: «Основное, что? Держись завета из трех слов: „Живи по уставу!“» «Умеет же сказать человек! — с почтительной завистью подумал Атамеев и спохватился: — Как же с физзарядкой быть?» Он решил заменить ее пробежкой, а днем сделать с друзьями турник за сараем.
К большому удивлению соседей, Федя шесть раз обежал вокруг дома, затем обмылся у колодца холодной водой и возвратился в дом.
«Что бы сделать по хозяйству до прихода тети Саши?» — размышлял он, памятуя наказ Боканова помогать на каникулах родителям.
Разыскав на кухне тряпку, Федя с ожесточением начал мыть пол в столовой. За этим занятием его и застала сестренка Клаша.
— Ты, как женщина, — потерев заспанные глаза, протянула она удивленно.
Федя снисходительно улыбнулся.
— Нам старшина Привалов говорит: «Труд создал человека». Ясно?
Клаше это было не очень ясно, но она не посмела уточнять.
Закончив мытье пола, Федя сказал: «Порядочек!» — и решил немного отдохнуть.
Клаша умылась, и они, сев под окном на скамейку в черных кляксах от ягод шелковицы, грелись под лучами утреннего солнца.
Пахло недавно скошенным сеном. По дальней дороге бежали одна за другой грузовые машины. С грохотом провез бочку с водой дедушка Мелентий. Пролетел черный, с желтыми полосками шмель. На соседнем дворе, на крыше небольшой пристройки, вертелись голуби и оттуда доносилось их вкрадчивое воркование: «Ванг-ванг-рруку…»
«Где сейчас Самарцев?» — подумал Федя и даже взгрустнул немного, так ему захотелось увидеть друга.
— Ты знаешь, какой человек Петя? — спросил он сестру и, опершись ладонями о колени, широко расставил локти. — Ему преподаватель биологии майор Кубанцев дал задание: заметить, сколько раз за один час скворец приносит пищу птенцу. Самарцев в выходной день три часа просидел с блокнотом! Потом говорил: «Снайперы тоже так тихо сидят, что птицу не спугнут!». Майор рассказывал, что стриж за «рабочий день» тысячу верст пролетает. Ясно? Петя хочет сделать чучело птенчика — голова с разинутым клювом настоящая, а вместо туловища — пузырек — и посадить в гнездо, между живыми птенцами. Мать будет совать и этому весь день пищу, а к вечеру Петя подсчитает, сколько в пузырьке мошек да букашек… Видала, какая сообразительность?
Феде очень хотелось рассказать Клаше и об училищных делах, о строгих порядках, но долг требовал соблюдать военную тайну. Однако после некоторых колебаний он решил, что Клаше можно, потому что она все равно ничего не поймет, и начал рассказывать о том, как одного вице-сержанта генерал разжаловал за нетактичный ответ учителю, а Боканов лишил Самарцева увольнения в город, потому что Самарцев бурчал, когда старшина делал ему замечание.
Нет, с девчонкой обо всем этом неинтересно говорить!
— А ну, давай искать голенище! — поднимаясь, решительно приказал он Клаше, и сестренка покорно пошла за ним в кладовую.
Голенище понадобилось Феде, чтобы сшить планшетку. Вот только где достать целлулоид для вставки?
Когда Федя уезжал на каникулы, Боканов сказал отделению: «Возвратитесь — мы в лагерях проведем военную игру „Захват десанта“». Но ведь к этому надо летом подготовиться: раздобыть термос, у папы есть зеленый такой. Потом в записную книжку сделать выписки: как, например, только с помощью спичечной коробки измерить ширину реки… Дело-то серьезное! Вот штаб здесь будет свой. Можно ли на Гаркушу положиться? Да и Зворыкин сумеет ли разработать оперативный план? Уж больно недружны они. Заспорят, налетят друг на друга: «Я тебя как вдарю — по чертежам не соберут!» — говорит Зворыкин. «А ну, вдарь, вдарь! А я как дам — десять лет лечиться будешь!» — не уступает Гаркуша.