ГЛАВА XXVIII
В девять часов утра следующего дня училище снова выстроилось для прощания с выпускниками. Лучшие суворовцы новой первой роты вынесли знамя на плац. Ветерок ласково перебирал его шелковые складки. Ассистенты с автоматами на груди шли по бокам знаменосца. Они остановились посредине плаца. Оркестр умолк.
Первым отделился от роты выпускников Владимир Ковалев. Он подошел к знамени, снял пилотку, медленно опустился на колено. Обеими руками поднес к лицу край знамени, прикоснулся к нему пересохшими от волнения губами. А в груди замирало, а в мозгу была одна мысль: «Клянусь защищать… до последнего дыхания! Клянусь! Навсегда…» На мгновение возникло лицо матери таким, каким запомнил его при недавнем прощании. Подернутые слезой глаза были решительны и строги. Такими глазами смотрят матери, отправляя сыновей в бой.
После Суркова и Ковалева прощался со знаменем Семен Гербов. Оторвавшись от алого полотнища, он поднялся с колена, сказал срывающимся от волнения голосом:
— Спасибо великой Коммунистической партии, нашему родному Советскому правительству за ту заботу, что мы чувствуем каждый день, каждую минуту. Спасибо нашим учителям, что не жалели сил, воспитывая нас. Простите, если прибавили вам седин… Где бы мы ни были, мы будем верны училищу. Вам никогда не придется краснеть за нас… — И, не закончив, слегка дрожащими руками надел пилотку, но быстро справился с волнением и твердым шагом пошел в строй.
Веденкин стоял на трибуне рядом с генералом и думал: «Такое прощание оставит в жизни человека неизгладимый след… Хорошо бы всем нашим школам перенять эту традицию».
Среди гостей был художник Михаил Александрович Крылатов, полюбивший, как сына, Андрея Суркова, обучавший его все эти годы. Цепким, напряженным взглядом охватывал художник плац, ряды суворовцев, гостей. Особенно привлекали внимание художника глаза малышей, влюбленные и немного грустные, когда они обращены к выпускникам, любопытные, жадные, если смотрели на трибуну с гостями, на кинооператоров, суетящихся по зеленому полю; на офицеров, обнимающих своих питомцев. Глаза эти впитывали все… То расширялись, когда любимый Андрюша получал аттестат, то хитро суживались, если надо было пробраться поближе к машине с радиоустановкой.
И здесь же, позади строя, у трибун, робко жалась еще непереодетая в форму суворовцев, только что приехавшая в училище «гражданская» мелюзга. Новички еще держались за руки мам, мечтательно поглядывали на белые перчатки суворовцев, панически шарахались в сторону от каждого офицера и тотчас с любопытством вытягивали шеи, подсчитывая награды на его груди.
К новичкам подошел офицер, сказал негромко, торжественно, глазами указывая на знамя:
— Берегите его честь!
Выпускники, стоя у трибуны, принимают последний парад суворовцев — в честь отъезжающих. Рота за ротой проходят перед ними товарищи.
Но вот подошло время ехать на вокзал. Машины ждут. Трудно оторваться от друзей, хочется расцеловать воспитателя, пожать руку генералу, полковнику Зорину.
Русанов, стараясь скрыть волнение, достает портсигар. Но и эта вещь напоминает о расставании. На крышке портсигара — вчерашнем подарке выпускников — надпись: «Отцу-командиру».
Неподалеку седой художник что-то тихо говорит Андрею. До Русанова доносятся слова: «трудолюбие, скромность».
Владимир крепко обнимает Артема:
— Так не забудь, друг: мой карабин номер тысяча семьдесят шесть.
Артем, не стесняясь, обнимает за шею Володю, смотрит на него синими заплаканными глазами.
Ковалев, отойдя с ним в сторону, говорит:
— Самое важное, Тема, поддерживать дружбу. На этом у нас все должно строиться. Да и нас не забывайте, мы хоть издали, а можем помогать училищу…
Подходят прощаться Тутукин, Веденкин, капитан Беседа, старшина Привалов. Семен Герасимович напутствует Ковалева:
— Помни, всегда должен быть полет мысли.
Женщины суют в руки отъезжающим свертки с лакомством, кто-то притащил охапку цветов.
Библиотекарь Мария Семеновна говорит Геннадию в десятый раз:
— Смотри же, пиши.
Не то Авилкин, не то Самсонов убедительно заверяют:
— Сема, вот посмотришь, мы будем такими, как ты… Вот посмотришь!
— Ну, в добрый путь! — машет генерал рукой.
Юноши уже взобрались в кузовы машин вместе с Бокановым и другими офицерами, сопровождающими их в курсантские училища.
— В добрый путь! — повторяет и Зорин. — Приезжайте!
Загудели, двинулись машины. Закружились над головами фуражки. Положив руки друг другу на плечи, юноши молчаливо прощались с училищем. Оставляли дом, отрочество, семью.
Машины делались все меньше и меньше и вот, наконец, скрылись за поворотом широкой дороги.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДРУЖБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
«Нет уз святее товарищества».
ГЛАВА I
Сложное чувство овладело Ковалевым, когда за окнами вагона проплыл знакомый вокзал и в зелени садов скрылось Суворовское училище. Было радостно от сознания, что получил аттестат зрелости, что впереди — желанное офицерское училище, но в радость невольно вплеталась и печаль, непривычно сжималось сердце: оставлял родной дом, близких людей, все то, с чем неразрывно сросся. Смутно тревожило ожидание новой полосы жизни. Что ждет его? Оправдает ли имя суворовца-курсанта? Ощущение было такое, будто впервые вышел на очень высокий трамплин, с которого надо броситься в глубокую воду. Глядя на нее, захватывает дух, но к ней и притягивает.
Что ни говори, а до сих пор в Суворовском их лелеяли, с ними, пожалуй, даже нянчились, вели по жизни, держа за руку. А теперь предстоит идти самому, решать и отвечать самому.
…В вагоне было тесновато, но царила та непосредственность и простота дружеских отношений, которые любые условия поездки делают необременительными.
Сидя у окна, читал книгу майор Боканов; Геша с Семеном играли в шахматы на крохотной «дорожной» доске; Павлик Снопков, по обыкновению, рассказывал были и небылицы, пугал предстоящими опасностями:
— В Москве на каждом шагу патруль… Чуть заметят что-нибудь не так в обмундировании или честь не отдашь сержанту — пожалуйте в комендатуру!
Владимиру припомнилась вот такая же совместная поездка на завод несколько лет назад. Только нет сейчас Андрея, — он уехал в авиационное училище, да Савва, наверно, подъезжает к своему артиллерийскому…
В вагоне пахнет свежими фруктами. За окном мелькает сиреневое, предзакатное небо. Перестук колес сливается в стремительный грохот.
Семен и Геннадий закончили партию. Семен, проиграв, недовольно хмурится, — он всегда в таких случаях бывал сердит на себя и переживал неудачу.
— Учиться, товарищ, надо! — поддразнивает его Геша. — На курсы повышения квалификации поступить.
— Не задавайся, я тебя все равно в конце концов обыграю.
Завязался общий разговор о ленинградском пехотном училище, в которое ехали, — далеком, смутно представляемом, но уже своем.
— Наше училище закончил Герой Советского Союза капитан Денисов, — сообщил Павлик. — Во время Отечественной войны, знаете, какой он подвиг совершил?
Все придвинулись к Снопкову ближе, жадно слушали рассказ.
— А огневой подготовкой руководит в училище рекордсмен мира по стрельбе подполковник Богатов. Восемнадцать медалей имеет, — сказал Ковалев и добавил, поясняя: — Я об этом в «Красной Звезде» читал…
Невольно прислушиваясь, Сергей Павлович удивлялся их осведомленности обо всем, что касалось нового училища.