— Моя дочка, Надя. Знаешь что? Ты не называй меня здесь майором. Мы ведь не на службе. Меня зовут Виктор Николаевич.
— Виктор Николаевич, — тихо, словно вслушиваясь в необычайное для него обращение, повторил Илюша и поднял на учителя сияющие глаза.
— Да вот и сама натура! — воскликнул Веденкин, указывая на девочку, заглянувшую в дверь. — Иди, иди сюда!
В комнату вошла девочка с белым бантом на голове и, поглядывая на Илюшу, с сомнением спросила у отца:
— Он живой суворовец?
Илюша снисходительно рассмеялся, как смеются взрослые над вопросами детей.
— Вы кто? — с любопытством спросила девочка, подходя еще ближе к Илюше.
— Суворовец четвертого отделения пятой роты Суворовского военного училища Кошелев Илья! — щелкнув каблуками, с напускной важностью представился мальчик, но улыбка взрослой снисходительности не исчезла с его губ.
— А ну, стукнитесь еще, — попросила Надя, показывая на Илюшины ботинки и сама стараясь щелкнуть каблучками своих туфель.
Но Илюша больше не улыбался. Серьезно и пристально смотрел он на девочку.
— Товарищ майор, — тихо оказал он, — у меня такая сестренка была… Даша. Когда маму убили, умерла Даша от голода…
Веденкин провел рукой по голове мальчика, и тот доверчиво прильнул к нему.
— Побудь с Надюшей, я сейчас приду, — сказал Виктор Николаевич и вышел в соседнюю комнату.
Татьяна Михайловна раскатывала на столе тонкий лист теста.
— Я сейчас сниму китель и надену свитер, — может быть, тогда он перестанет величать меня все время майором, — шепотом сказал Веденкин.
— Славный мальчуган, — тоже шепотом ответила Татьяна Михайловна, — жалко мне его, сироту…
Когда Веденкин возвратился в свою комнату, Илюша стоял на полу на четвереньках, тоненько ржал и мотал головой, а Надя, сидя у него на спине, заливалась смехом и старалась схватить его за уши.
— Тпру! — кричала она. — Я тебе говорю, тпру!
— Надя, иди сюда, помоги мне по хозяйству, — позвала расходившуюся дочь Татьяна Михайловна, желая оставить Илюшу наедине с Виктором Николаевичем.
Девочка убежала.
Веденкин подошел к книжной полке, взял книгу в зеленовато-сером, тисненном золотом переплете и протянул ее мальчику.
— Ох, ты ж!.. О Суворове!
Илюша осторожно стал перелистывать плотные пожелтевшие страницы, долго рассматривая рисунки, прикрытые прозрачной бумагой.
— Виктор Николаевич, — спросил Илюша, увидев открытку, на которой Чапаев в развевающейся бурке мчался впереди своих конников, — а почему у хорошего командира и солдаты хорошо воюют? — И сам же ответил:
— Я думаю, потому, что храбрый командир пример показывает и умеет всеми как следует командовать, он знающий…
— Товарищи суворовцы, — Татьяна Михайловна приоткрыла дверь, — прошу мыть руки — и к столу!
Илюшу усадили рядом с Надей. Девочка забралась на свой высокий стульчик и оттуда покровительственно поглядывала на гостя.
— Илюше побольше налей, — попросила она мать, когда Татьяна Михайловна стала разливать борщ.
Илюша увлекся едой и так громко тянул из ложки горячий борщ, что Виктор Николаевич шутливо отодвинул стул.
— Ой, ты и меня проглотишь!
— И меня! — подхватила Надя.
Илюша понял намек на свой новый промах, покраснел и стал есть бесшумно. Только крупные капельки пота выступали у него на лбу от напряжения.
— Может быть, соли мало? — Татьяна Михайловна подвинула к нему солонку.
— Нет, хватит…
— Надо сказать: спасибо, — поучающе заметила Надя. — А ты знаешь, как соль делают? Не знаешь? Отгораживают море… Оно кипит, как манный суп на печке… Остается соль, чтобы рыбу солить… Только селедку не солят, — она и без того соленая!
Илюша улыбнулся, но возражать не стал. К концу обеда он совсем освоился и болтал без умолку:
— У нас отделение дружное, ребята хорошие. Максим изобретает скорострельную пушку. Правда! Только это тайна, вы никому, Виктор Николаевич, не говорите… Я ему для опытов банки консервные достаю.
Татьяна Михайловна рассмеялась.
— Да, да! Не смейтесь, — нисколько не обижаясь, продолжал мальчик. — Он свою пушку назовет «Илюша». Вот сейчас на фронте «Катюша» есть, «Иван» есть, «Андрюша» есть, а он назовет — «Илюша». А что, ведь, может быть, из Максима и получится знаменитый военный изобретатель? Ведь может быть?
— Наверняка получится! — подтвердил Виктор Николаевич.
— Позавчера Авилкин поспорил с Каменюкой, кто дольше без пищи выдержит. Каменюка тридцать часов не ел, похудел даже, а Павлик у себя в парте целый хлебный склад сделал, — случайно выяснилось. Наш географ говорит на уроке: «Что это вы, Авилкин, жуете?»