Павлик шел молча, немного взгрустнул. Вот когда он почувствовал со всей силой, что ранняя юность ушла невозвратно.
— Ты чего скис? — спросил Володя.
— Ничего, — буркнул Павлик.
— Нет, правда?
— Сочинял трактат на португальском языке, — желая, чтобы Володя оставил его в покое, ответил Павлик.
— Ну, правда, о чем ты думал?
— О влиянии луны на умственное развитие букашек! — Павлик рассмеялся. — Впитываю, Володенька, на всю жизнь запах родных пенатов…
Во дворе училища деревца, когда-то высаженные их руками, вытянулись вдоль дорожки, стройные и тонкие, как подростки.
Двор пересекали двое мальчат. Они о чем-то оживленно беседовали и, не заметив лейтенантов, не отдали им честь.
— Товарищи суворовцы! — строго окликнул их Снопков.
Малыши, словно натолкнувшись на преграду, остановились, ловко, по всем правилам повернулись, прищелкнув каблуками, и, вытянув руки по швам, выжидательно уставились на офицеров. Павлик подошел к ним ближе, грозно нахмурил брови, но, приглядевшись, с недоумением спросил:
— Это что за… палки торчат у вас изо рта?
Мальчики спохватились, быстро, словно их ударил электрический ток, выдернули изо рта леденцы-петушки и смущенно спрятали их за спины. Лица у них при этом стали такими виноватыми, что Снопков едва не расхохотался, однако, сдержал себя и сурово сказал:
— Будьте внимательны… И потом — лакомьтесь петушками где-нибудь в укромном месте! Идите!
— Слушаюсь, товарищ лейтенант! — с готовностью, несколько вразнобой ответили нарушители порядка и, будто на шарнирах повернувшись, продолжали путь.
— Первое в моей офицерской практике замечание «нижним чинам», — прошептал, подмигнув Володе, Павлик и поглядел на удаляющиеся фигурки.
Ковалев и Снопков вошли в училище. И сразу хлынул поток воспоминаний: за этим поворотом коридора они горячо спорили перед собранием — исключать ли Гешу? Вот в этой комнате, на бюро обсуждали ЧП: в третьей роте был обнаружен стул с надписанными на нем формулами. А вон на той стене, около зеркала, висела стенгазета, теперь на ее месте — доска спортивных новостей.
— Ого, Дадико бросил гранату на пятьдесят три метра, Авилкин пробежал три тысячи метров за десять минут пятьдесят пять секунд… Неплохо!
Стенгазету они обнаружили у дверей «Кабинета Суворова». Газета носила прежнее название, но стала ежедневной.
Они приоткрыли дверь в кабинет. Там никого не было. На стене висел огромный макет ордена Суворова, под ним — грамоты, полученные училищем за спортивные победы. На высокой тумбочке лежала «Книга прощальных отзывов выпускников».
В эту книгу два года назад Владимир написал: «Мы всегда будем вместе с вами».
Снопков начал рассматривать макет Чертова моста.
— Этого при нас не было, — сказал он, — интересно, кто делал? — и заглянул сбоку: — Наши постоянные корреспонденты!
На боковой стороне макета с листа ватмана бросалась в глаза надпись: «Работа суворовцев Самарцева и Атамеева».
Сигналист протрубил окончание урока. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Снопков и Ковалев неожиданно увидели Авилкина. У него почти исчезли веснушки, волосы на голове приобрели темнобронзовый оттенок, но уши розовели еще больше прежнего и, казалось, просвечивали. На плечах лежали вице-сержантские погоны. Авилкин нес какой-то прибор в футляре. Увидев друзей, оторопел:
— Володя… Товарищ лейтенант! — забормотал он, не зная как лучше обратиться.
— Здравствуй, Павлуша, — подходя к нему и крепко пожимая руку, сказал Ковалев, — вот и снова увиделись. А где остальные?
— Они сейчас… выйдут из кабинета… Подожди, я их позову, — и, подхватив подмышку прибор, Авилкин побежал назад.
Артем налетел на Ковалева ураганом и так его стиснул, что у Володи захватило дух. Илюша и Дадико бесконечно хлопали по рукам Снопкова, а Павел Авилкин стоял в стороне с блаженным видом человека, который все это устроил.
Наконец Владимиру удалось рассмотреть Артема. Он стал высоким, ладным юношей с крыльями черных волос надо лбом, с ясно обозначавшимися усиками над резко очерченными губами. Глаза Артема утратили былое выражение бесшабашного ухарства, стали большими, лучистыми, и в их смелом, прямом взгляде светился ум.