— Ну, хватит, подвели черту…
— Бас! Койсангчи, шайтан разговорчивый! — хлопнул Димку по спине Искандер. — Смотри, луна выскочила, нам дорожку осветила!
…Прозрачное небе вылито из синего льда, поблескивают сугробы, синеют провалы и ямы.
Кумуш-Тау — как на ладони. Четко прорисована на густо-синем серебряная наковальня.
— Я, конечно, психопат, — с неожиданной грустью сказал Димка. — Притащиться по такой дороге!.. Просто бешено повезло. Нельзя было так — очертя голову. И, наверно, оно больше никогда не повторится. А все-таки я видел, видел!
— Ладно, ладно, — рассердился уже Искандер. — Ты не один притащился, ты и нас за собой притащил. И сейчас главное — скорее домой! Пошли!
Артем боковым зрением засек светящиеся стрелки часов. Вчера Димур провалился в люк и поднял шум минут на двадцать пять позднее. Дождаться бы этого срока…
— Погодите, братцы. Что-то нога бастует!
— А ну, садись на сугроб, — при-сунулся Искандер. — Давай ее сюда! Так — больно? А так?
Артем, покорившись самодеятельному костоправу, добросовестно охал, стонал, кряхтел, успевая зацепить глазом циферблат.
Застыли безмолвные горы. Застыли снега, ожидая то ли ветра, то ли звука голоса, — иной раз достаточно тени упасть на склон, чтобы нарушилось капризное равновесие природы, чтобы ничтожная причина преодолела силу сцепления снеговой массы с подстилающей поверхностью — и ринулась, все сокрушая, многотонная лавина… Вот как десять минут назад.
Но нет ветра. Все оцепенело, молчит. Все недвижимо.
И они, трое, почему-то молчали. Наконец Димка сказал мрачно:
— Ирреальная ночь. Слышно, как звезда с звездою гово…
И осекся.
Серебряную громадину Кумуш-Тау прорезала наискосок тончайшая игла интенсивно-красного цвета. Потанцевала на склонах, уперлась в наковальню-вершину.
Вспыхнули и засияли снега.
Алым пламенем.
Не с чем было сравнить это сияние — неистово, яростно, победно алый свет!
Внезапно нестерпимый его жар затмили черно-багровые полосы, стремительно сбежавшие вниз по склонам. Раскаленную наковальню окутал пунцовый туман, — казалось, что она взмыла в чебо, подхваченная бурно клубящимися облаками. Мрачный, торжественный отблеск упал на соседние вершины.
И все погасло. Свинцово-серая луна чуть теплилась в черном провале неба.
— Нижняя зимовка, слышите меня? Перехожу на прием…
Олег прирос к рации, ничего не видел, не слышал — ловил голоса вновь ожившего, населенного и перенаселенного эфира. Искандер вел грубый нажим на блаженно отходящего в тепле от перенесенных тягот начальника зимовки:
— А я говорю: выпей еще чаю! Сам заварил, по-узбекски!
— А сладкий?
— Губа к губе прилипнет! Димка отсутствовал. То есть он был здесь, сидел на обычном месте, но по лицу его то и дело снова пробегало выражение полной отрешенности. На коленях у него лежала ефремовская «Туманность Андромеды».
Свои мнения о возможности межгалактической связи он уже выложил — книга служила ему щитом против самых ершистых реплик. Артем воздержался от гипотез и догадок. Искандер вопреки всякой логике уверял, что световые сигналы подали с Луны, даже конкретно: лунные альпинисты нашли в лунных горах советский вымпел и начали сигналить.
Олег не участвовал в спорах — неумолимо надвигалось время ночной радиосвязи с Большой землей.
— Прием! Прием! — заклинал он с бесконечным упорством радиста, которое можно сравнить разве что с выдержкой йога. И вдруг скомандовал властным шепотом:
— Ти-хо!
Все обернулись к нему.
Сквозь хрипы взбаламученного эфира донесся голос, четко выговаривающий: «Высокогорной метеостанции, астропункту. Сообщите результаты визуальных наблюдений при вторичном испытании КГМ районе Кумуш-Тау… Повторяю: КГМ — квантовый генератор конструкции Морозова… Просим указать диаметр освещенного круга… воздействие на вечные снега и льды, а также скалы, поведение животных и птиц. Повторяю: зимовщикам глациологических станций — верхней и нижней…»
— Вот тебе и Луна! — прошептал Искандер.
Высотная станция бурлила.
Димка вытряхивал резервы емкой своей памяти — все, что читал когда-то и где-то о квантовых генераторах:
— Могучий источник света. Луч можно направить на Луну и осветить любой участок. Искандер разглядел бы даже фантастических лунных альпинистов… Новое, совершеннейшее средство связи — сверхдальней, космической, — нашего дорогого Олега Федоровича попрошу особо это заметить! Не перебивать: я еще не кончил! Еще — может работать за гиперболоид инженера Гарина: световое лезвие, которое запросто срежет гору. Давление луча — был опыт — до шестисот атмосфер. Температура порядка восьми тысяч градусов…
— Слушай, а ты не из этой оперы? — Олег повертел перед глазами «Туманность Андромеды». — Я, например, еще в детстве не только романы, но и предисловия читал. Черным по белому печатали: идея гиперболоида научно несостоятельна!
— А моя бабушка читала в детстве, что не могут летать аппараты тяжелее воздуха! — вспыхнул Димка. — Это раз! И второе: не путай оптику с радиооптикой!
— Очень быстро время скачет, — вздохнул Искандер. — Мы тут два года снег пашем. Фантастику читаем. А может, там, на Большой, как говорится, земле, фантастика наша оседлана, взнуздана?
— Нет, вы погодите, — пробормотал вдруг Артем. — Ты сказал: световое лезвие? А если?..
Артем не мог дохнуть, туго зажатый волнением. И вдруг, подхваченный сумасшедшей радостью, вскочил с места, по-медвежьи обхватил Дим-кины плечи:
— Эх, ты! Слона-то не приметил!
— Слон в данную минуту испытывает мою мускулатуру на скручивание, — поморщился Димка, вырываясь из крепких рук. — Но что с тобой, Артемище?
— Сейчас узнаешь… Слушали жадно, поглощенно….Изучать, измерять, накапливать факты надо, но хотелось большего. Подальше от обычных маршрутов, где добрым людям бродить без надобности, облюбовал Артем участок для опытов. Приплюсовал к своей нагрузке — изучать законы таяния, овладевать ими.
(«Один?» — «Пока один». — «Правильно это?» — «Нет. но слушайте дальше…»)
Солнце больших высот яростно, как в тропиках. Однако большую часть солнечной энергии ледник отражает в мировое пространство.
Белое — отражает, черное — поглощает.
Уже в древности приметил это озабоченный глаз земледельца, установил нехитрую зависимость. Таджикские крестьяне посыпали золой свои поля, торопя зябкую горную весну. В иных масштабах повторено было в наше время: самолет распылял над ледниками угольную пыль.
Артем начал с той же угольной пыли. Но одному за самолетом разве угнаться? В верховьях таяние снега шло скверно, лениво; и хоть воды на зачерненном участке прибавилось, она только ускоряла процесс превращения фирна в лед, цементировала его. А если и стекала — быстро уносила пыль… Ведро за ведром подчищая угольный склад, оттаскивал Артем — и без толку!
Но только ли зачернение льда — метод?
А водяная пушка — гидромонитор? А огневое бурение? Уже сконструированы портативные ручные термобуры. Вооружить ими отряд альпинистов… А если — ведь будет же это когда-то! — поставить на службу человеку укрощенную цепную реакцию?
Если, если!.. Артем одергивал себя: все это фантастика, ближе, ближе к жизни!
А фантастика сама пожаловала. Позвала властно: вот оно, новое, ищи, пробуй, испытывай! И Артем чуть не проглядел его, этот ни с чем не сравнимый по эффективности метод.
— По моей вине, — сказал Димка. — Надо было солидно, научно растолковать, что я наблюдая. В ключе Артема Васильевича.
— Ну, ладно, в ключе… Говорил мне один парень: «У тебя все хорошие качества есть, добавь еще одно — и будет уже крен в другую сторону». Вот и приобрел качество — не верить первой вспышке идеи: блеснула — обманет. И вышел крен…
— А перехвалил тебя парень, — хитро сощурился Олег. — Кстати, я его знаю. Брюки он носит только на восхождениях…