— Д-да, — выдохнула Петуния, словно признаваясь в смертном грехе, — только сейчас он уехал с … друзьями на … чемпионат мира по … Ой, я точно не помню, по чему… — скомкала она признание. И ей явно стало легче, что она сумела проскочить «подводные камни».
— Ах, как жаль! А мы хотели бы познакомиться и с сыночком Лили тоже, да, Эйнар?
Юноша кивнул. Он расстроился, что не удастся сообщить Гарри, что они оказались роднёй, но подумал, что скажет об этом в Хогвартсе, и дружелюбно улыбнулся всем Дурсли.
…Миссис Эвергрин разместили в гостевой спальне, а её сыну пришлось занять комнату Гарри. Миссис Дурсли очень сокрушалась из-за этого, но Эйнар с улыбкой убедил её, что всё нормально, что он даже рад. Парень внимательно осмотрел комнату, которая казалась нежилой, походила на склад потерянных вещей и вовсе не напоминала обиталище юного колдуна. Похоже, Гарри, отправляясь на чемпионат, забрал отсюда всё до последнего клочка пергамента. Кстати, что за чемпионат? И тут Эйнар вспомнил: финал чемпионата мира по квиддичу! Он вообще-то хотел попасть и на этот матч тоже, но отец после билетов на оба полуфинала просто не мог позволить себе ещё и финал.
Юноша улёгся в кровать Гарри, опять и опять обдумывая все свалившиеся на него новости. Незаметно для себя Эйнар задремал, но вдруг какие-то странные звуки заставили его вскочить и насторожиться. Стены заснувшего дома Дурсли не только сотрясал дуэт храпящих Дадли и Вернона, к этому грохоту примешивалось ещё что-то. Эвергрин на цыпочках подошёл к двери, чуть помедлил — и резко открыл. Петуния едва успела отпрянуть. Она привалилась, словно обессилев, к стене, её лицо было залито слезами, а с губ срывались душераздирающие всхлипы. Эйнар замер в растерянности.
— П-петуния… Что с вами? Почему вы плачете тут, под дверью, посреди ночи? Что случилось?
— Эйнар… — простонала она. — Я должна тебе кое-что сказать. Но не могла найти силы.
— Да что случилось-то? Я понял, у вас с мамой какие-то тайны… Вы уверены, что я должен знать их?
Миссис Дурсли со страхом и отчаяньем взглянула на парня — и опять разрыдалась. «Да что ж такое с ней?» — раздосадованно подумал он, шагнул назад в комнату и вопросительно посмотрел на плачущую женщину. Она вздохнула со всхлипом и вошла. Эйнар уселся на кровать, Петуния села на стул возле стола.
— Я не могу не сказать тебе правду. И сказать не могу.
— Ну, вы уж решите, пожалуйста, говорить или нет…
Такие слова могли быть приняты за грубость, но, видимо, такого толчка Петунии и не хватало. Слёзы всё так же текли безостановочно по её впалым щекам, но говорила она очень спокойно, даже отрешённо, и тихий её голос не позволял усомниться в том, что всё это правда. От первого слова до последнего.
— Сначала спрошу. Эйнар, ты волшебник?
Прямой вопрос требовал прямого ответа. Парень кивнул.
— Ты поэтому заставил Холли приехать сюда? Из-за Гарри? Ты считаешь его своим родственником?
— Да. Он мне троюродный племянник. А вы — моя троюродная сестра.
— Это не так.
…Петуния говорила долго. Эйнар слушал и молчал. Когда чувствовал, что от её слов ему отчаянно не хватает воздуха, он хватался за ворот пижамной куртки и судорожно сглатывал. Больше всего он хотел вскочить, заорать, начать крушить всё вокруг… Но он, тупо уставившись в пол, просто сидел и не издавал ни звука. Юноша чувствовал, как кипит магия внутри него, и боялся только одного, что не справится с выбросом. Но он как-то справился. Наконец, Петуния сказала «Прости», неловко коснулась ладонью его спутанных кудрей и, тихо ступая, вышла из комнаты. Эйнар так и просидел без движения, пока не забрезжил рассвет. То, что кипело и плавилось в его душе, казалось, застыло в некой форме. И ему ещё предстояло осознать, что же это за форма. И не только ему. Когда парень понял, что в состоянии вновь двигаться, он прошёл в ванную комнату и долго стоял под душем. Потом вернулся в комнату, переоделся и сложил вещи. Решительно прошёл к гостевой спальне и постучал. На пороге возникла Холли, зевая и улыбаясь:
— Ты чего вскочил в такую рань, милый?
— Собирайся. Поехали отсюда, — выдохнул он, нахмурившись.
— Что, вот прямо так, никому не сказав?
— Я… Петуния поговорила со мной сегодня ночью. Она наверняка догадается, почему нас нет. Я теперь всё знаю. Поехали.
— Ты… знаешь? — её глаза расширились в страхе.
— Знаю. Собирайся. Я ни минуты лишней в этом доме не останусь. Жду в машине.
Эйнар пошёл ко входной двери и не оглянулся. Не прошло и получаса, как их машина покинула Литтл-Уингинг.
— …И что же ты теперь знаешь, Эйнар? — осторожно спросила миссис Эвергрин.
— Что я не родной вам сын, — как-то очень буднично ответил юноша. Машина вильнула.
— И что теперь? — женщина даже не прятала страх в голосе. То, чего они с Йеном так боялись, всё-таки произошло…
— Ничего, — пожал плечами Эйнар. — То, что я приёмный, не мешало же вам любить меня. Почему это должно сейчас мешать мне любить вас? Ты по-прежнему моя мама. Папа — всё так же мой папа. А я — ваш сын.
====== Совсем другой Эвергрин ======
В Коукворт они заехали всего лишь забрать Йена и вещи и тут же отправились в Лондон, домой. Оставшись наедине с отцом, Эйнар сухо сообщил, что тайна его появления в семье Эвергринов для него больше не тайна. Йен не мог не испытать облегчения и ещё раз подивился, насколько же повзрослел его мальчик. Он с гордостью и благодарностью обнял его и почувствовал, как ровно бьётся сердце Эйнара. Успокоился ли Сигюрдссон? Конечно, да. Но отцовская любовь всё-таки колола его собственное сердце тревогой: не слишком ли много свалилось на подростка, не слишком ли внезапно пришлось тому повзрослеть… Йен и сам не мог бы объяснить, почему, но ему казалось, что сын… Да! Сын! Родной! Несмотря ни на что — родной!.. Так вот, ему казалось, что сын не так уж спокойно воспринял правду, как пытался показать ему и Холли. А может, он всё-таки зря тревожится?
В преддверии шестого, предпоследнего, года в Хогвартсе, Эвергрин-младший стал более серьёзно задумываться о том, чтó бы ему хотелось делать после учёбы. Несколько раз отец брал его с собой в Министерство, провёл краткие экскурсии по Департаментам, в первую очередь, конечно, по своему. Там Йен познакомил сына с Уилки Бикроссом, ещё довольно молодым волшебником, который, тем не менее, уже был старшим инструктором в Аппарационном испытательном Центре и проводил в Хогвартсе специальные подготовительные занятия по аппарированию (для шестикурсников, кстати). Молодые колдуны быстро нашли общий язык и долго болтали.
Перед самым началом учебного года Эйнар решился пойти к магловскому парикмахеру и попросил, насколько возможно, избавить его от «детских» кудряшек. Мастер внял просьбе юноши, и теперь Эйнар надеялся, что с новой короткой стрижкой старым прозвищем его будут называть разве что Фред и Джордж Уизли, в насмешку. Не то, чтобы прозвище ему надоело, просто он по многим причинам считал, что прежнего «Кудряшки Сью» уже нет. По возвращению из парикмахерской Эйнар долго и придирчиво разглядывал себя в зеркале, чего ранее никогда не делал. Удивлённая Холли, пряча улыбку, остановилась позади него.
— Мама, что скажешь? — наконец задумчиво вымолвил юноша, ухватил одну из только что уложенных наверх и назад кудрявых прядок, оттянул её до носа и отпустил. — Я теперь красивый?
Миссис Эвергрин счастливо улыбнулась:
— Почему «теперь»? Ты и был красивый.
— Ну, да, — усмехнулся Эйнар, — какая мать скажет сыну, что он некрасивый…
Холли подошла к нему, обняла и положила подбородок ему на плечо. В зеркало теперь смотрели две пары орехово-карих глаз. Парень ещё раз отметил, что кроме цвета глаз, сходства с матерью было не много. Он поморщился от этой мысли, и Холли тут же это поняла и отстранилась.