Жить, чтобы убить их всех в один прекрасный день.
Я сохраняю каждый бит информации, решая составить список причин, по которым я должна или не должна рассказать миру, кто она такая.
― Они отняли слишком много. И оставили слишком мало. Мне нечего было терять, ― шепчет она, и слова почти не доходят до меня. ― До него.
Мое сердце начинает биться быстрее. Логан. Она говорит о Логане.
― А потом ты захотел его убить. Он слишком хороший, чтобы умирать. Он – полная противоположность нам. Его свет все освещает. Надеюсь, они повеселятся с тобой в аду. Ты приговорил себя к этому в тот день, когда нацелился на единственного, кто заставляет меня чувствовать, что внутри меня еще есть душа, которую нужно спасти. Единственного, кого люблю больше мести.
Вот так у меня появляется ответ. И я вместе с ней наблюдаю, как Бугимен умирает от собственного ножа. Что был в руках женщины.
От рук жертвы.
В каком-то смысле это поэтическая справедливость.
Глава 3
Путь истинной любви никогда не бывал гладким.
Уильям Шекспир
Лана
Мой брат был поклонником Шекспира. Он жил и дышал словами человека, которого его поколение принимало как должное. Люди того времени не уважали и не ценили страдания и мучения, связанные с трагедией, которую он создавал под видом настоящей романтики.
Маркус был романтиком до мозга костей, от которого исходили только свет и красота.
Мир вокруг нас погасил этот свет.
Они украли его достоинство.
Опозорили его имя.
Убили его.
Уничтожили нас.
Я с большим удовольствием наблюдаю, как Бугимен делает свой последний вздох. Он больше не будет красть такой же яркий свет, какой был у моего брата.
Бугимен больше не будет считаться неприкасаемым, насмехающимся над полицией или ФБР. Он больше не будет кошмаром,терроризирующим женщин. Не будет охотиться на их жизни. Его будут почитать смертным, погибшим от рук слабой женщины, которую он не смог убить.
Женщины, которой повезло достаточно, чтобы убить его первой.
Я натягиваю перчатки и от любопытства проверяю его карманы, обнаруживая пульт. Хм-м-м...
Я оглядываюсь и замечаю от чего этот пульт. Рядом с моим камином стоит какая-то штуковина. Я почти уверена, что это глушитель сотового сигнала. Мой телефон работал до того, как я вошла, значит он включил его в другое время.
Положив пульт обратно ему в карман, я встаю, чтобы подойти к своему телефону. Он выпал в первые пять секунд, когда Бугимен оглушил меня. Конечно же, когда я пытаюсь дозвониться, ничего не происходит. Нет сигнала.
Прекрасно. Это дает мне оправдание, почему я наблюдала, как он истекает кровью более тридцати минут ― точно также он позволял своим жертвам умирать.
Я оглядываюсь через плечо, когда на меня накатывает воспоминание из фильма ужасов, но он все еще мертв. Никаких исчезновений для смертного, испустившего свой последний вздох.
Я снова смотрю на телефон и несу его к дивану. Нормальная девушка не заметила бы глушилки (и даже не знала бы, что это такое)так быстро после травмирующего опыта убийства человека.
Я выключаю музыку, убирая айпод со станции. Придурок.
Ненавижу, когда чужие люди трогают мои вещи. Теперь он сгинул и залил кровью мой пол. Уйдет вечность, чтобы оттереть его.
Я бы назвала это наглостью, но поскольку его зарезала я, полагаю, это моя вина. Я должна была позволить ему наткнуться на нож на кафельном полу, а не на ковре.
Ох, ладно. Наконец-то я смогу заказать ту твердую древесину, о которой мечтала. Обычно я не занимаюсь ремонтом в своих домах, но, поскольку Логан живет поблизости, у меня больше причин остаться, чем уехать.
Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь проверит меня. Или я должна бежать по улице с криками? Как поступает нормальный человек после того, как на него нападает маньяк-убийца, и чудесным образом убивает его по счастливой случайности?
Или они забиваются в угол? Плачут? Надеюсь, что нет. Я не смогу изобразить слезы и не люблю раскачиваться. Меня укачает.
Я должна кричать и притворяться безутешной или напуганной? Я не люблю кричать. У меня заболит горло. И вести себя напуганной будет сложно, потому что... я не могу вспомнить, как нужно бояться.
По сути, он хотел изнасиловать меня. Я помню ощущение, которое накрывает после. Онемение. Сломленность. Нежелание жить. Но до такого состояния меня довел не один человек.
Это было намного больше, чем изнасилование, которое так сломило меня.
Так что на самом деле, наверное, это не имеет значения. Этот, черт возьми, никогда не заходил так далеко.
Должна ли я быть ошеломленной или шокированной? Должна ли выказывать раскаяние несмотря на то, что он заслужил смерти? Я начну смеяться, если попытаюсь изобразить раскаяние из-за этого садистского дерьма.
Я могу натянуть маску ошеломления или шока. Может быть сыграть так, будто я не могу осознать тот факт, что только что убила парня?
Нормальных девушек трудно понять, потому что я не могу вспомнить, когда в последний раз была нормальной. Нормальные девушки слишком много времени проводят, рефлексируя над своими действия. Они воспринимают воздух, которым дышат, как должное потому, что никогда не лишались дыхания.
Я? Я прошла через ад.Поэтому потеряла чувствительность ко всему остальному.
Я решаю оставаться шокированной. Это легче всего.
Итак, пока я жду, когда кто-то появится ― а они в конце концов придут, когда Логан поймет, что я не под защитой ― я репетирую свой пустой взгляд. Продолжаю держать нож, крепко сжимая его, уверенная, что девушка в шоке поступит также.
Ага.
Схватываю на лету.
И жду.
Жду.
Жду...
Черт.
Наконец, я слышу характерные возгласы и рев сирен, визг тормозов на моей подъездной дорожке. Боже. Я рада, что меня не нужно было спасать. Такой громкий звук сразу же убил бы меня, дав время, чтобы этот гребаный ублюдок, истекающий кровью, сбежал.
Идиоты.
Мне любопытно, когда они врываются в двери, используя свое периферийное устройство, я вижу, что они направляют оружие в воздухе перед собой: как они узнали, что он здесь?
Я продолжаю смотреть в пустоту, ожидая.
― Еб*ный в рот, ― говорит кто-то, но я по-прежнему в шоке и смотрю перед собой.
Как долго я должна это делать?
Мои глаза горят от того, насколько широко я держу их открытыми.
― Племмонс в гостиной, ― раздается громкий голос.
Я не двигаю головой, но могу видеть, как он встает на колени, когда другой мужчина направляет пистолет на Бугимена.
― Чисто.
― Чисто.
― Чисто.
Голоса продолжают щебетать одно и то же слово со всех уголков моего дома. Я же остаюсь статуей.
― Мертв, ― говорит парень, стоящий на коленях.Затем хватает рацию, прикрепленную к плечу. ― Диспетчер, Племмонс мертв. Дом чист.
Он щелкает по радио.Снова говорит в него, повторяя свои слова.
― Что за черт? ― спрашивает он.
Очевидно, этот глушитель делает больше, чем просто отключает сигналы сотовой вышки.
― Не знаю. Моя тоже не работает. Как и мой телефон. Не портите место преступления. Это дело ФБР. Очистите дом, пока они не доберутся сюда. Они уже упрекают нас за то, что мы потратили на тридцать минут больше, чем должны были. Откуда мне было знать, что этот парень параноик? Они заставили пойти копать безымянное кладбище все свободные руки.