С уст Габриель сорвался сдавленный стон.
– О любимый, не надо! Это я должна умолять тебя о прощении. И я так и не поблагодарила тебя за то, что ты сделал для дедушки. Думаешь, я не понимаю, чего тебе стоило побороть свою ненависть и спасти и его тоже?
Кэм беспомощно пожал плечами.
– Я сделал это не ради него, а ради тебя. И я обнаружил, что больше не испытываю к нему ненависти. Как же я могу ненавидеть того, кто спас тебя от разъяренной толпы?
Габриель потянулась к мужу, но он остановил ее резким движением руки.
– Ты должна позволить мне закончить, Ангел. Есть вещи, о которых я должен рассказать, чтобы быть в мире с самим собой.
Герцог беспокойно сделал несколько шагов по комнате перед тем, как повернуться к Габриель. – Луиза Пельтье… – начал он.
Габриель, не колеблясь, перебила его.
– Уверяю тебя, Кэм, я не держу зла за этот эпизод. И никогда на самом деле не держала, – девушка попыталась улыбнуться. – Ну, разве что час или два, не дольше, честное слово.
Кэм запустил пальцы себе в волосы. Хриплым шепотом он воскликнул:
– Если бы дело было только в этом!
Медленно вдохнув, герцог продолжил более спокойным тоном:
– Надеюсь, ты поверишь, если я скажу, что ты и только ты воплощение всего, чем я восхищаюсь в женщинах.
Голос Габриель дрожал, когда она ответила:
– Спасибо, Кэм. Я постараюсь не опозорить тебя. Мне было нелегко, но с твоей помощью, надеюсь, я еще смогу научиться вести себя как леди.
Кэм застонал и на одном дыхании гневно выругался.
– Мне плевать на леди! – взревел он.
Габриель отшатнулась, ошеломленная внезапной бурей, прогремевшей в его голосе.
Герцог покачал головой и подождал секунду, прежде чем продолжить:
– Разве ты не знаешь, что мое сердце завоевал эльф в мужских брюках? – Кэм усмехнулся, потешаясь над собой. – С моей стороны было глупо сразу не признать, что ты во всем превосходишь женщин, каких я когда-либо знал. Это не имеет никакого отношения к одежде, которая на тебе. Это ты, Габриель. Это то, кем ты являешься. И я никогда не простил бы себе, если бы ты ошибочно считала, будто мне хочется, чтобы ты стала другой. Ангел, пожалуйста, ради меня, оставайся такой, как ты есть.
Улыбаясь сквозь слезы, Габриель сказала:
– Ты, наверное, очень любишь меня, если говоришь так, Кэм.
На Кэма очень сильно подействовала легкая насмешка в ее голосе. Перестав улыбаться, серьезным голосом он начал:
– Есть ли… – Кэм запнулся, резко вдохнул и продолжил, – есть ли надежда, что ты тоже меня полюбишь?
На мгновение глаза Габриель закрылись.
– Нет, – сказала она и не смогла продолжить из-за кома, поднявшегося к ее горлу.
Неверно истолковав молчание жены, Кэм в отчаянии посмотрел на нее.
Габриель снова смогла говорить.
– Нет, – сказала она, – нет такой надежды. Понимаешь, дорогой, я не смогла бы перестать любить тебя, даже если бы захотела.
Они долго стояли, не двигаясь, глядя друг другу в глаза. Габриель сделала первый шаг – со сдавленным криком она бросилась в объятия мужа. Поток несвязных слов лился с ее губ.
Кэм поцелуями не дал ей говорить. Его объятия стали крепче, а потом нежнее, когда Габриель подчинилась его требованию. Еще так много нужно было сказать, необходимо было сказать, но Кэм не знал, с чего начать. Он нашел более удачное решение.
– Мы поговорим позже, – произнес он и повел жену к кровати. – О Ангел, я так соскучился, я так ужасно по тебе соскучился. Люби меня, просто люби меня, – попросил он.
– Люблю, – пропела она и обняла его.
Кэм пытался быть нежным. Пытался быть мягким. И если бы Габи так сладострастно не отвечала на его ласки, он, возможно, преуспел бы в этом. Но когда его кожа скользнула по ее обнаженной коже, они оба оказались не в силах сдерживать внезапную безумную вспышку страсти, которая накалилась до точки воспламенения и быстро опустошила их.
– В следующий раз у нас получится лучше, – сказал Кэм и начал все сначала.
Габриель не озвучила никаких возражений.
Позже, гораздо позже, когда они сказали все, что любовники говорят друг другу во тьме ночи, Кэм произнес:
– Мы поедем в Лондон, как только ты захочешь.
Герцог думал, что Данраден казался его жене зловещим, что с ним у Габриель связано слишком много неприятных воспоминаний. Возможно, она всегда будет воспринимать этот замок как тюрьму. Эта мысль тревожила Кэма. Габриель приподнялась на локте.
– Это мне не подходит, – сказала она и стала нежно-нежно повторять кончиком языка любимые черты. – Я не хочу, чтобы наш ребенок рос в городе.
Кэм погладил маленький животик жены, словно защищая его.
– У меня есть поместье в Йоркшире, – неуверенно предложил герцог, – и маленький особнячок возле Честера.
Но это также не подошло ее светлости.
– Чего ты хочешь? – спросил Кэм. – Я дам тебе все что угодно, в пределах разумного.
Но Кэм знал, что если бы она заговорила о Нормандии, он задушил бы ее.
– Я хочу, – смеясь, сказала Габриель, – запереть тебя в моем замке в Корнуолле и выбросить ключ.
Ярко-голубые глаза Кэма загорелись.
– А ты будешь моим тюремщиком? – поинтересовался он.
– Англичанин, – сказала Габи, притрагиваясь к его голове, – обещаю, что не спущу с тебя глаз.
– Будь осторожна, – предупредил он, вдруг становясь серьезным. – Ты будешь моей пленницей точно так же, как я твоим узником. Я знаю это по опыту, Ангел.
– Дьявол, – прошептала она, – разве ты еще не понял, что именно этого я всегда и хотела?
И они еще очень долго ничего не говорили.
Эпилог
Лондон, две недели спустя
Мистер Питт немного смягчился, когда увидел, что гости попивают его портвейн с должным уважением к напитку.
– У вас очень хороший винный погреб, сэр, – сказал мистер Фокс, смакуя восхитительно сладкую жидкость перед тем, как проглотить ее.
– Лучший, – добавил мистер Шеридан и протянул хозяину дома пустой бокал, чтобы Питт наполнил его.
Мистер Фокс предложил свой табак. Лед в глазах мистера Питта чуть-чуть оттаял.
– Спасибо, – сказал он, тронутый этим жестом, и деликатно понюхал табак. – В наши дни мало кто остался верен старым ценностям. Молодое поколение не любит портвейн, нюхательный табак и тому подобное.
– Жаль, – сказал Шеридан и тоже исполнил изящный ритуал: согнул руку в запястье, затем, после того, как понюхал щепотку табака, потер большой палец об указательный.
Молчание нарушил мистер Питт, страдальчески вздохнув.
– Два военных корабля британского флота, – произнес он, – и никакой возможности отчитаться за их использование.
Фокс и Шеридан обменялись быстрыми взглядами. За две недели, прошедшие с тех пор как они вернулись из Франции и дали вместо Кэма полный отчет о плавании, мистер Питт не переставал сокрушаться об этих военных кораблях. Казалось, что когда бы они ни встречались с лидером тори, он не мог не поднять эту тему.
Мистер Фокс начал сожалеть, что они с Шериданом взяли на себя роль эмиссаров Дайсона. Тогда казалось, что это самое малое, что они могут сделать. Дайсон хотел сразу же забрать Габриель в Корнуолл. Ни при каких обстоятельствах он не оставил бы жену в Лондоне, на растерзание светским сплетницам. И Фокс поддержал герцога в этом решении. Он забыл, насколько раздражающе монотонным иногда бывал Питт.
– Два военных корабля британского флота, – произнес мистер Питт, повторяя свою предыдущую жалобную реплику, – и никакой возможности отчитаться за их использование.
– Ну-ну, мистер Питт, – вежливо сказал Шеридан. – Вы ведь не потеряли эти корабли. Они возвратились в целости и сохранности. Дайсон вернул домой свою герцогиню. И мы здесь. Это ведь тоже что-то значит, ведь правда?
– Но мне пообещали Маскарона! – воскликнул Питт.
– Посмотрите на это вот с какой стороны, – сказал мистер Фокс, вкрадчиво улыбаясь. – С помощью этого жеста вы заполучили для Англии друзей, находящихся на самой вершине французских дипломатических кругов.