Плюгавый монашек уставился на Сварога с нескрываемым ужасом, явно ожидая для себя самого худшего. Прошелестел, бледнея и потея:
— Ваше величество, черт попутал…
— Ну да, конечно, — кивнул Сварог. — В таких делах всегда черт виноват, а человек — нисколечко… Ну, успокойтесь, брат Ксантий, успокойтесь. Наказывать вас я не собираюсь. Это дело не светское, а церковное, моему суду не подлежит, коли уж вас столько лет назад отпустили с миром, так тому и быть… Налейте себе стакан, если хотите. Интагар, помогите ему, а то он и прольет все, и себя обольет… Да не тряситесь вы так, отец Ксантий, — сказал он мягко. — Наказывать вас никто не собирается, а вот вознаградить по-королевски могу. Выпили? Отлично. Если перестанете трястись как овечий хвост и будете отвечать на мои вопросы толково, велю еще бутылочку принести, да получше, чем этот пиркет для кухонных мужиков… Ну?
Он сам вынул из воздуха бокал с келимасом, сделал так, чтобы второй появился на столике перед Интагаром. Видел краем глаза, что и у Яны в руке появился стакан с вином. Усмехнулся.
— Ну вот, господа мои, как-то незаметно создалась самая непринужденная обстановка… — и сменил тон на более жесткий: — Вот что вы себе накрепко уясните, брат Ксантий… Отвечать на мои вопросы следует незамедлительно и обстоятельно. У меня, как и в любом королевском дворце, сыщутся и подземелья с золотыми, и пыточные. Ну, предположим, в самом дворце пыточных нет, но ехать до них недалеко. Да, имейте в виду: я умею безошибочно определять, когда мне врут.
— Я слышал…
— Вот и прекрасно, — сказал Сварог. — Вы когда-то хвастались в кабаке одному моему… знакомому, что знаете, где обитает Воплощение Воздуха, и что оно собой представляет. Даже какие-то карты ему рисовали на первом попавшемся клочке бумаги. Брехали ради угощения или это правда? Отвечайте!
После недолгой паузы монашек решился:
— Тут правда с брехней пополам, ваше величество…
— Подробнее, — сказал Сварог.
— Карту, что уж теперь, я и в самом деле рисовал ради угощения, — признался монашек. — Ради подкрепления рассказа. Так оно убедительнее. Что оно такое, я знаю… то есть знаю, что говорили отец с дедушкой. Безумный Зодчий. У нас в семье это знание держалось с давних времен, я толком и не знаю, с каких — прапрапрадедушка или кто-то еще постарше… А вот где… Я и знаю, и, получается, не знаю…
Самое любопытное, что он нисколечко не врал. Сварог спокойно, без лишнего нажима спросил:
— И как это понимать — знаете, но не знаете? Странновато звучит…
— Да уж… Только так оно и есть.
— У вас в роду все были монахами? — спросил Сварог, чтобы его разговорить.
— Ваше величество, будь все монахами, как бы продолжался род?!
— Да, действительно, — сказал Сварог. — Тут я недодумал… Дальше. Поконкретнее.
— Все у нас в роду были печниками, Медная гильдия, я первым пошел в монахи… («Наверняка в поисках легкой жизни», — подумал Сварог, но перебивать не стал). И с давних пор, так уж исстари повелось, учились грамоте, читали книги, ученые тоже… Я был самый старший сын… Когда вошел в совершеннолетие, отец с дедушкой мне рассказали… И сделали… Извольте посмотреть ваше величество…
Он задрал до плеча просторный рукав потрепанной рясы. Сварог, не вставая (комната была ярко освещена, и разделяла их какая-то тройка уардов), наклонился вперед и присмотрелся к щуплой немытой руке. Там красно-бурой тушью была довольно искусно наколота татуировка: две недлинных строчки, какие-то символы перемежаются с числами. Где-то он подобное уже видел… Но где?
Монашек продолжал:
— И на другой руке тоже есть, и на обеих ногах… Дедушка был человек предусмотрительный, сказал: мало ли что, бывает люди и без рук, и без ног остаются, так уж, чтобы было надежнее… Это — указание на место, где обитает Безумный Зодчий, только я понятия не имею, что за указание и что за место — ни отец, ни дедушка сами не знали, их отцы и дедушки тоже…
— И что со всем этим следовало делать? Какие наставления вам дали?
— Ждать случая, когда появится подходящий человек, который в этом что-нибудь поймет. Все предки всю жизнь так и делали. Кое-кто из них пару раз показывал татуировки ученым книжникам, я тоже, только никто ничего не мог понять… Хотел как-то пойти к вам, о вас ходили слухи, что вы причастны к смерти двух Воплощений… Но не решился… Прижился как-то в глуши, и уютно там было… Дедушка с отцом говорили, что особо распространиться об этом не следует — могут прознать и заявиться эти не к ночи будь помянуты, и в лучшем случае, унести надписи вместе со шкурой, а в худшем… — он передернулся. — Ну не подвижник я, ваше величество, чего уж там, мне бы тихонечко дожить где-нибудь в уголке… Да и насчет вашей милости — только слухи…