Ариман развернул Хатхора Маата к себе.
— Что происходит?
— Я ничего не делал! — рявкнул павонид, отстраняясь.
В глазницах практика блеснул вишнево-алый свет, и его плоть запылала таким жаром, что Пентху пришлось отступить. Пока Собек бился в конвульсиях, сотрясая контейнер, его лицо обугливалось изнутри; легионер жалобно вопил, претерпевая невозможные страдания. Кости срастались вместе или ломались от жара, следуя плану нового жуткого преображения. Огонь, горящий в глазах несчастного, достиг ослепительной яркости.
Воин испустил последний пронзительный стон — крик, что разнесся по всей Планете Чернокнижников.
В зале воцарилась тишина, нарушаемая только тихим шелестом, с каким песок пересыпается в часах.
Подняв взгляд, Азек познал отчаяние.
Собек исчез. Остался лишь доспех, разбитый и расколотый силами, которые уничтожили его хозяина. Из трещин в броне струился прах настолько мелкий, что ни в одном крематории не смогли бы так тщательно сжечь человеческое тело.
Когда все содержимое лат высыпалось, вокруг сабатонов образовались серые наносы. Своенравные ветра разметали их, и духовное присутствие Собека в этом мире утихло, будто виноватый шепот.
— Не понимаю… — проговорил Ариман.
— Что тут непонятного? — бросил Пентху. — Вы убили его.
— Нет, у него была иная судьба, — возразил Азек, не желая признавать поражение. — Я бы прозрел подобное, но видел только преобразование плоти Собека и то, как он возвращается к нам.
Ариман почувствовал, что в башне возник кто-то могущественный, за мгновение до того, как гость заговорил.
— Тебя обманули, сын мой, — сказал Магнус.
Он внезапно возник среди легионеров — Алый Король во всем блеске своей мудрости, в сиянии золотых одеяний, в пернатом плаще. Красная кожа, пронзительный взгляд… и то же одеяние, в котором он встретил сожжение Просперо.
Азек понимал, что должен рухнуть на колени, пасть ниц перед отцом и молить о прощении, но остался на ногах. Разве самоуничижение поможет избежать гнева примарха? Успех оправдал бы поступок воина, но неудача обрекла его на гибель так же неотвратимо, как и Собека.
— Мой господин, — произнес Ариман.
— Ты ослушался меня, Азек.
— Господин, нам почти удалось. Мы едва…
— Молчать! — взревел Магнус, и ураган его ярости обрушил стены цитадели. Небо до горизонта заполнили грозовые тучи, небесные воплощения неистовства Алого Короля. — За измену я должен казнить тебя на месте!
— Если я совершил предательство, пытаясь спасти жизни моих братьев, обреченных вами на смерть, то вы вольны называть меня изменником, — отважно парировал Ариман, сознавая, что ему нечего терять. — Поступайте со мной, как вам угодно.
Корвид ощутил, как его окружает безграничная мощь примарха — мощь, способная в мгновение ока раздавить легионера и вышвырнуть из бытия.
— Азек, ты еще поплатишься за гибель Собека, — пообещал Циклоп, — но сейчас Амон нуждается в помощи твоего… кабала.
Уяснив, что сегодня он не умрет от руки отца, Ариман облегченно выдохнул. Убийственная сила Великого Океана схлынула, и воин кивнул.
— Как прикажете. Мы отправимся в Обсидиановую Башню.
— Нет, Амон не там.
— Тогда где же?
— Идите в руины Тизки, — велел Магнус. — К последним мгновениям рока Просперо.
«Громовой ястреб» приземлился на засыпанное черным пеплом кладбище.
Посадочные полозья взметнули костяную муку и пробудили шепотки, что дремали под ржавыми каркасами сгорбленных пирамид. Двигатели, выдыхая синее пламя из сопел, недовольно ворчали, упрямо стараясь поднять машину в воздух.
Транспортник не желал находиться здесь.
Как и Ариман, но у того не было выбора.
Неудача с Собеком лежала у него на душе тяжким грузом: воина мучила не столько смерть практика, сколько тот факт, что поражение настигло их уже после кажущейся победы над перерождением плоти.
«В чем он ошибся? Где следовало бы поступить иначе?»
Корвид уже много раз воспроизвел в уме мрачную картину превращения Собека в груды косного праха, но ответов так и не нашел. Во время ритуала Азек следовал всем указаниям «Книги Магнуса», применял каждую крупинку сведений, полученных в ходе опытов на мутировавших телах предыдущих жертв проклятия.
Очевидно, он что-то забыл или не учел какой-либо решающий фактор. Какая-то крошечная неточность в базовой подготовке критично повлияла на исход обряда.