Выбрать главу

Вилли подавил рвотный позыв.

— Ты так меня к себе не расположишь, — его голос звенел от отвращения.

Взгляд отца был печальным и полным сочувствия.

— Боже Всемогущий, сынок, я и не пытался. Ты уже навредил себе сильнее, чем если бы уселся вместо снаряда в чашу камнеметалки, — он допил вино и отставил кубок. — С рассветом здесь будут Ранулф Честерский и Генрих Ворвикский. Я расположился за милю отсюда со всем своим войском. Мы выступаем с первыми лучами солнца, и сохрани тебя Господь, если ты решишь встать у нас на пути. Тебе решать, будешь ли ты сражаться или отступишь, но в любом случае ты покинешь Ворчестер. Он мой. Не захочешь отдавать город — получишь его только через мой труп.

— Ты не станешь со мной сражаться, — Вилли сжал челюсти. Он чувствовал себя как ребенок, которого отчитали, и в груди у него кипело возмущение.

— Надеюсь, что нет, но я поступлю так, как должен. Я буду молиться, чтобы тебе хватило здравого смысла отступить, прежде чем дело дойдет до битвы. Мы выедем сразу после службы, и учти, что наши солдаты прекратили поститься, — отец поднялся на ноги, подошел к двери, но помедлил у выхода, держась за ручку двери. — У тебя передо мной преимущество, Вилли, и это несправедливо. Если ты решишь сражаться, я дал тебе несколько часов на подготовку. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.

Наклонив голову, он открыл дверь и скрылся в потоке холодного воздуха. Вилли смотрел, как засов на двери лег обратно. Какая-то часть его была совершенно бесчувственной, онемевшей, но, если бы он и захотел, это онемение не могло охватить его целиком и заставить вообще ничего не чувствовать. Он представил, как завтра сойдется со своим отцом лицом к лицу на поле боя. Выходит, шуточный турнир во время его брачной церемонии был тренировкой? Репетицией? Сможет ли он поднять меч против отца или взять его в плен, если до этого дойдет? Тошнота усилилась, и ему пришлось нырнуть под койку за тазом. Он склонился над ним, и его рвало, пока горло не заболело, но лучше ему не стало. То, что отец сказал об Альбусе Фирнсе и о Вильгельме де Форе, имело смысл, и это было ужасно. Это не означало, что Иоанн был тут ни при чем, особенно учитывая, что отцом де Фора скорее всего был он. Доказательств не было, только зияющая пустота неуверенности и подозрений.

Вилли присел на край койки и прижал пальцами веки, так что перед глазами появились красные звездочки. Если бы он решил отказаться от Ворчестера, он не смог бы вернуться к Людовику. В лучшем случае его унизили бы и он стал бы посмешищем, а в худшем назвали бы изменником. О том, чтобы вернуться к Иоанну, не могло быть и речи. Это, по крайней мере, было непреложным. Хотел бы он быть на месте Ричарда! Куда легче управлять Лонгевилем, посещать французский двор и время от времени выступать на рыцарских турнирах! Ричард даже не понимал, что для него началась настоящая жизнь, а Вилли хотел бы никогда не появляться на свет.

Он натянул сапоги, встал с постели и нетвердой походкой пошел к двери. Седобородый стражник поднял копье, встретился взглядом с Вилли и отвел глаза в сторону.

— Ты позволил моему отцу войти сюда, а потом уйти, — холодно произнес Вилли.