Кровать затряслась от его беззвучного смеха.
— Ты знала, что Болдвин, упокой Господь его душу, волновался за меня? Он восхищался тобой, но считал, что ты часто не знаешь своего места. Он говорил, что я слишком тебе потакаю.
Изабель подумала, не возмутиться ли ей, но решила, что не стоит.
— Мне тоже нравился Болдвин, — сказал она, — он был хорошим человеком, но о женщинах не знал вообще ничего. Если бы я вышла замуж за него, либо он заслужил бы меня в первый же год нашего супружества, либо я подсыпала бы ему болиголова за ужином. Я знаю свое место: оно подле моего мужа.
— Я не собирался тебе отказывать, все равно это пустая трата времени. Поезжай со мной, если хочешь, но будь готова к долгим переездам, жизни в палатке и тому, что каждый день придется есть похлебку.
— Идиллия! — легко согласилась она. — Я буду стирать твою одежду и каждую ночь спать с тобой под звездами.
Он рассмеялся и обнял ее.
— Значит, станешь прачкой. Это любопытно. Я еще никогда не любил прачку.
Глава 41
Винчестер, апрель 1217 года
Флоренс, прачка, пыхтя, ввалилась в палатку и кинула на походный стол Вильгельма сложенные рубашки, сорочки и белье.
— Они готовы, миледи. Сегоднячко хороший свежий ветерок. Они пахнут солнцем, можете понюхать, — она сунула одну из рубашек Изабель под нос.
Изабель ощутила только сильный, хотя и не лишенный приятности, запах бристольского мыла с ланолином и щелоком, но она по опыту знала, что прачке лучше не перечить.
Флоренс была прачкой Иоанна, но королева прогнала ее, сочтя, что король нанял ее по какой-то странной прихоти, и теперь, когда он умер, с его желанием можно не считаться. Вильгельм пожалел ее и взял к себе в дом, и Изабель постепенно привыкла к ее внезапным появлениям, шумным и быстрым, как светлые, ветреные дни. Слова, сказанные Вильгельмом в Мальборо, о том, что он никогда не спал с прачкой, пришли Изабель на ум и сильно позабавили ее, когда она впервые увидела эту женщину. Во Флоренс было не меньше шести футов роста, а ширины она была просто необъятной. Бедра могли бы сравниться с крупом тяжеловоза. Груди вздымались рыхлыми горами, и с разбегу она могла бы ими свалить с ног великана. А локти у нее были размером с призовой окорок. Копна грязных черных волос выбивалась из-под платка, а кожа лица была всегда такой красной и грубой, как будто кто-то ею драил котлы.
— Я у конюшен слыхала кое-что интересное, миледи, — сказала Флоренс, складывая рубашку с ловкостью, какой трудно было ожидать от таких больших грубых пальцев. Глядя, с какой любовью она разглаживает одежду, Изабель прикусила губу: она подумала, не гладила ли Флоренс так же нежно белье Иоанна.
— Неужели? — Изабель подозревала, что Форенс не только стирала Иоанну белье, но и сообщала, кто с кем спит, чем сильно помогала ему в его интригах и кознях.
— Сдается мне, нам скоро переезжать, — Флоренс облизнула губы и уставилась на блюдо с фаршированными финиками, стоявшее на столе.
Заметив это, Изабель жестом пригласила ее угощаться. Флоренс взяла два, как и ожидалось.
— Что ты слышала?
Флоренс поглядела на финик, а потом впилась в него с таким сладострастием, что большинство мужчин при виде этого бросило бы в пот.
— Французы высадились в Сандвиче, так ведь? Я слыхала, как гонец говорил об этом конюху, когда своего коня ему передавал. Там кораблей много, с лошадьми, и людьми, и пушками, и припасами всякими. Сдается мне, они в Винчестер пойдут, чтоб его снова отобрать.
Новости ошеломили Изабель. Ей не нужно было спрашивать Флоренс, уверена ли она в этом. Если она говорит, что слышала от гонца, значит, так оно и есть. Изабель подумала о том, скольких трудов им стоило отвоевать Винчестер и порты Винчелси и Рай возле него. Если Людовик действительно привез из-за Узкого моря большую армию, войска Генриха не смогут ее сдержать.
Флоренс запихнула остатки финика в рот, сунула второй в карман фартука и, сосредоточенно жуя, собралась уходить.
— Пойду-ка лучше навьючу мула, — недовольно проворчала она, — еще и вечер не успеет наступить, как нас уже здесь не будет… милорды.
Она неуклюже сделала реверанс Вильгельму, пытаясь проскользнуть мимо него и Жана Дэрли к выходу из палатки.
По выражению лица мужа Изабель поняла, что Флоренс была права.
— Я слышала, — сказала она, опережая его.
Сняв плащ и шляпу, Вильгельм швырнул их на стул.
— Нам было нужно всего несколько дней! — произнес он, чуть не скрежеща зубами от злости и разочарования. — Этого хватило бы, чтобы направить течение в другое русло. А теперь ветер оказался попутным для Людовика, и пригнал его к нашим берегам с армией, которой мы не сможем противостоять. — Он налил себе вина, выпил и с такой силой ударил чашей по столу, что дерево задрожало. — Я созвал старших военачальников, но единственное, что имеет смысл обсуждать, — насколько далеко нам отступать и куда. Мы не сможем удержать Винчестер, а он двинется прямо сюда, чтобы отвоевать его. Господи Боже мой, нам придется все это оставить!