— Я этому не верю, мадам.
— А стоит, потому что это правда. Я собираюсь навсегда удалиться из дворца, поселиться с моими монахинями и обрести наконец мир и покой. Или, по крайней мере, попытаться.
Ну, не только с монахинями, подумал Вильгельм, поскольку в Фонтенвро покоились останки ее любимого Ричарда.
Она открыла глаза.
— А ты, Вильгельм, что ты теперь собираешься делать?
— После того как в Вестминстере коронуют королеву, мне разрешено отправиться в Пемброук и в Ирландию, мадам. Я так давно обещал это Изабель, что, боюсь, она мне уже не верит.
Алиенора смотрела на него со смесью насмешки и неодобрения.
— Обещать женщине что-то, а потом до бесконечности откладывать исполнение своего обещания не мудро, — сказала она. — Твоя жена терпелива и честна. Не принимай это как должное, иначе потеряешь ее доверие.
— Я этого и не делаю, мадам, — он поморщился. — Если бы я не любил и не уважал свою жену, я бы ни за что не стал поздней осенью пересекать Ирландское море.
Алиенора рассмеялась, но грусть в ее глазах стала глубже.
— Береги себя, мой Вильгельм. Я в своей жизни далеко заезжала, даже в Иерусалиме была, как и ты, но никогда не была в Ирландии и уже не буду. Считай это благословением и возможностью открыть новые земли.
— В вашу честь, мадам, — сказал он, почувствовав досаду от ее слов.
— В мою память, — весело сказала Алиенора.
Взяв ее руку, Вильгельм снова низко поклонился, глубоко опечаленный при виде этого угасающего огня.
Глава 7
Пемброук, Южный Уэльс, октябрь 1200 года
Колючий ветер дул вдоль реки от ее истока к морю, одаривая волны белыми пушистыми шапками пены. Вода и небо были того же цвета, что клинок меча: лучи солнца то прорезывались из-за туч, то снова скрывались за ними, так что иногда казались острыми стальными разящими клинками, то серебристыми, то почти черными. Изабель была в восторге, потому что они наконец были на пути в Ирландию. Она стояла на палубе торговой галеры «Святая Мария», и гребцы уже провели корабль мимо порта Пемброук дальше в залив Милфорд. Если она и испытывала легкое головокружение, то скорее от волнения, чем от морской болезни. Последний раз, когда она стояла на ирландской земле, ей было двенадцать лет, немного больше, чем Вилли и Ричарду сейчас. Они плыли с ней и Вильгельмом, так же как и Махельт, а Гилберта, Вальтера и малышку оставили в Пемброуке на попечение нянек. Вильгельм сказал, что они еще слишком малы, чтобы пересекать штормовое море и, если, не дай Бог, что-нибудь случится с кораблем, по крайней мере, у них останутся двое сыновей и дочь, чтобы род не прервался.
Вильгельм стоял рядом с женой и с мрачным видом смотрел, как вдали скрывается Пемброукский замок. Сощурившись, Изабель все еще могла разглядеть леса вокруг одной из башен, и очертания рвов и укреплений, и даже каменщиков, карабкавшихся по ним, словно муравьи. Для того чтобы утвердить свою власть в Южном Уэльсе, Вильгельму необходимо было иметь оплот, откуда он мог бы вести действия, поэтому, как только они прибыли, он выработал план строительства, чтобы усилить защиту замка. Она обвила его руку своей.
— Ты выпил питательный отвар из хрена?
— Да, хотя, по-моему, от этого мало толку.
От Изабель не укрылось раздражение в его голосе и то, как напряженно сведены его брови. Во время морских путешествий все хорошее словно вылетало из Вильгельма и находиться рядом с ним становилось сущим наказанием.
— Все будет в порядке, — произнесла она тем же успокаивающим мягким голосом, каким говорила с детьми, когда они были расстроены или капризничали.
— Не надо надо мной кудахтать, — огрызнулся он.
— Я предлагала успокоение, а не опеку, — кисло отозвалась она. — Полагаю, ты бы предпочел сейчас находиться при дворе, отдавая почести корою Иоанну и его новой королеве?
Вильгельм рассердился:
— А вот теперь ты несешь чушь!
Изабель не стала ничего говорить по поводу его настроения и молча наблюдала за гладкими головами тюленей, появлявшихся над волнами, а затем так же внезапно погружавшихся обратно в воду. Изабель присутствовала на коронации невесты Иоанна, и ей было искренне жаль эту стройную девочку, выставляемую напоказ, будто только что купленную на лошадиной ярмарке для богачей молодую кобылу, пытающуюся справиться с надетой на нее сбруей ожиданий и обязанностей. Иоанн якобы поклялся, что убережет ее от беременности до тех нор, пока ее тело не созреет до того, чтобы произвести на свет ребенка, но эта клятва не обязывала его воздерживаться от прочих проявлений разврата, которые не обязательно вели к беременности. Изабель полагала, что одной из причин, почему Вильгельм решился-таки отдаться на волю ирландских воли, было то, что ему не хотелось находиться рядом с Иоанном, от которого попахивало гнилью.