Когда они вышли в открытое море, ветер посвежел и стал порывистее. Изабель ощущала соль на языке и ликовала при виде черных волн, бивших о борт корабля. Дети вошли в раж от возбуждения, и ей пришлось предупредить служанок о том, чтобы те с них глаз не спускали. Особенно нужно было присматривать за Ричардом: он был бесстрашен, как ястреб, и носился между членами команды, карабкался на бочки и скакал повсюду, точно ручная обезьянка епископа Винчестерского, пока Вильгельм не поймал его, не встряхнул как следует и не пригрозил усмирить его пыл хворостиной. После этого Ричард стал вести себя потише и благоразумно старался держаться подальше от отца; он пошел поговорить с рулевым.
Команда втащила весла и прикрыла весельные заглушки. Побережье Пемброука исчезло вдали, теперь вокруг от горизонта до горизонта простиралось тяжелое серое море. Какое-то время за «Святой Марией» следовала стая чаек, которые вились вокруг ее мачт и парусов или пыряли за корму в оставляемый килем белый след за рыбой. Но корабль уходил все дальше в открытое море, вспарывая волны на своем пути, и чайки отстали.
Ветер усилился, он дул с севера и с силой ударял в нос корабля. Изабель казалось, что это все равно что объезжать брыкающегося нового скакуна. Когда она сказала Вильгельму о пришедшем ей на ум сравнении, он ответил, что ничего подобного, он в свое время объезжал огромное количество диких лошадей, и ничего общего с этим ощущением сейчас не было. Со сжатыми губами, закутавшись в плащ, он отошел к навесу. Некоторое время Изабель еще оставалась на палубе, но порывы ветра усиливались, а волны становились все более крутыми, и она тоже поспешила под навес, позвав с собой детей. У Махельт стучали от холода зубы, и она выглядела больной. Вилли тоже был бледным и тихим. Ричард оставался взбудораженным. С разрумянившимися щеками и горящими глазами он рассказал им о том, что ему удалось узнать у рулевого.
— Он сказал, что галера сделана так, чтобы гнуться вместе с волнами и не ломаться, даже если ветер и волны станут слишком сильными и неукротимыми, — сообщил он своим родителям бодрым голосом.
— Ну, это обнадеживает, — пробормотала Изабель, поглядывая на судорожно глотающего слюну мужа.
— Он мне показал золотое кольцо с корабля, который затонул в Вотерфорде, еще когда он был мальчишкой. Он сказал, что снял его с руки скелета, который прибило к берегу.
— Я ему самому руки поотрубаю, после того как отрежу язык, — прорычал Вильгельм. — А тебе я оторву уши, чтоб не слушал всякую чушь.
Он больше не мог бороться с мучительными приступами тошноты, которые накатывал на него с каждым восхождением корабля на новую волну и падением с нее, и его вырвало в ведро. Ричард посмотрел на отца, уныло вздохнув, улегся на живот и принялся разглядывать щели между досками в навесе.
— Дождь идет, — сообщил он. — Все облака черные от дождя.
Жан Дэрли, которому морская болезнь была нипочем, уселся, скрестив ноги, рядом с Ричардом и тоже принялся глядеть наружу.
— Тебе лучше помолчать, приятель, — пробормотал он. — Твой отец держит свое слово… вернее сказать, держит слово, когда чувствует себя получше, а мне будет очень жаль видеть вас с рулевым покалеченными.
Изабель вяло улыбнулась Жану, а он улыбнулся в ответ. Они были ровесниками и знали друг друга с тех пор, как он был оруженосцем, а она юной невестой. Их связывала крепкая дружба, основанная на уважении и понимании. И то, что они никогда не выходили за эти границы, объяснялось их любовью к человеку, который сидел сейчас бледный и измученный рядом с ними.
Изабель тоже начало тошнить, но ради детей она старалась выглядеть храброй. Ведь это ее желание привело их сюда, и она чувствовала свою ответственность за них. Махельт заснула у нее на руках. Ее лицо, обрамленное густыми меднокаштановыми волосами, было мертвенно-бледным. Изабель аккуратно укутала худенькие плечи дочки своим плащом и погладила ее измученное маленькое личико.