— Это опасно.
Он подошел к ней, взял гребень у нее из рук и принялся сам расчесывать ей волосы.
— Да, опасно, но иначе мы можем их потерять. Надеюсь, я знаю Иоанна достаточно хорошо, чтобы поступить правильно, — его тон был легким, а движения рук нежными. Вряд ли он притворялся, чтобы приободрить ее, или утешал самого себя; скорее, это был голос человека, который принял решение и готов нести ответственность за любые его последствия.
— Кстати, о сыновьях, — сказала она. — Пора найти хорошие дома, куда их можно было бы послать в качестве оруженосцев. Вилли совершенно к этому готов, и Ричарду до него недалеко.
Он расчесывал ей волосы и приглаживал их ладонью.
— Я так часто встречал женщин, которые стараются любыми способами удержать детей подле себя и не разрывать связывающей их пуповины, а тебе хватает мудрости их отпустить.
Изабель отстранялась и посмотрела ему в лицо.
— У тебя неверное представление обо мне, — ответила она. — Я тоже отчаянно хочу удержать их возле себя. У меня сердце уходит в пятки каждый раз, когда у кого-то в замке начинается жар или еще какой недуг. Я боюсь за своих сыновей, когда они идут на тренировки с мужчинами, или когда они катаются на своих пони по лугу, или когда они отправляются на охоту с палаткой и тремя воинами впридачу. Я не показываю им своего страха, потому что он помешает им стать мужчинами, помешает им вырасти и возмужать, но, тем не менее, я постоянно его чувствую. Пока у меня есть малыши, которых надо качать на руках, все еще не так плохо, и, возможно, когда я стану матерью взрослых мужчин, тоже станет полегче, но быть матерью взрослеющих мальчиков… А! — воскликнула она. — Не обращай на меня внимания! В это время года все такое серое, что и меня охватывает уныние.
Вильгельм мягко развернул ее и продолжил расчесывать ей волосы.
— Тебе хватает мудрости отпустить их, — повторил он, — а это дороже золота. Я тоже за них боюсь, но мужчине еще менее простительно это показывать. И за дочерей я тоже беспокоюсь. Для меня самым трудным в жизни будет выдавать Махельт замуж, хотя я знаю, что сделал для нее все, что мог, — он какое-то время расчесывал ей волосы молча, а потом тихо добавил: — Хотя, должен признаться, я всегда любил это время года.
— Правда? — Изабель тихонько недоверчиво рассмеялась.
— Не за холод и не за то, что отмораживаешь себе все и скачешь на лошади в мокрой одежде, без этого я переживу, но в это время очень хорошо устроиться у очага с близкими и ощущать тепло их присутствия.
— Да, это сейчас ты так говоришь, а потом при малейшей возможности срываешься в какие-нибудь военные походы, как охотничий пес, почуявший свежий след.
— Ну, по крайней мере, эта война была недолгой, — возразил он. — Валлийцы думали, в ноябре я буду греться у очага и носа из дому не казать, так когда же еще я должен был нанести им неожиданный удар?
— Резонно, — устало согласилась она. — А что с Ленстером?
— Пока Джек будет делать, что в его силах. Я буду вести себя в этой ситуации в зависимости от того, что будет с Лонгевилем, а потом мы отправимся в Ирландию, но только не зимой, — добавил он быстро.
— Нет, — снова согласилась она. — Я так больше с тобой не поступлю. Да и сама не хочу снова через это проходить.
Взяв из его рук гребень, она отложила его на дорожный сундук.
— Пойдем спать, — позвала она. — Поздно уже. Пусть все остальное подождет до утра.
Он сонно взглянул на нее:
— Ну, а раз сейчас ноябрь, можем немного побездельничать.
Она понимающе улыбнулась:
— Если захочешь.
Глава 16
Ноттингемский замок, март 1205 года
Золотых дел мастер знал вкусы своего заказчика и умел торговать. Кольца, которые он привез для короля Иоанна, поблескивали на темно-красном бархате внутренней обивки шкатулок. Внутри живописного круга колец из резного золота были разложены другие, еще более причудливые: кольца в форме сомкнутых рук, браслеты из бесчисленного количества перевитых золотых звеньев, цветы из жемчуга и опалов. В центре лежали наиболее привлекательные образцы ювелирного искусства: перстни с драгоценными камнями, доставленными из чужестранных далеких империй, из-за пустынь и бескрайних соленых океанов. Индийские рубины и сапфиры, алмазы из шахт Кулура, лазуриты и бирюза из Персии — все они сверкали, как цветные капли дождя, на своем бархатном ложе.
Иоанн взял один особенно крупный и сверкающий перстень с сапфиром из середины выставленных украшений и примерил его на средний палец левой руки. Он вытянул кисть, полюбовался кольцом, а потом взглянул на Вильгельма.