— Мне жаль, если ты так видишь сложившуюся ситуацию. Вилли отправится ко двору — и точка.
Он вышел из комнаты, с мягким стуком подняв и снова уронив дверной засов.
Изабель уставилась на дверь. Как он мог… как он смеет! Изабель схватила чашу, из которой он пил, и собиралась швырнуть ее в дверь, но вместо этого налила вина себе. Дрожа, как старуха, она осушила ее. Она только что видела перед собой непогрешимого графа Пемброукского, человека, привыкшего председательствовать в суде, в палате советов и командовать на поле боя. Сейчас он стал ее врагом.
Она вытерла мокрое от слез лицо ладонью.
— Что будет дальше? — спросила она пустую комнату упавшим голосом. Они поддерживали друг друга шестнадцать лет. Она шла рядом с ним на всех этапах его жизненного пути, она была его настоящей спутницей жизни, но неожиданно они встретили на своем пути препятствие и решили обойти его с разных сторон. Они часто ссорились по мелочам, такие ссоры легко улаживались, если обе стороны проявляли чувство юмора, великодушие и способность раскаиваться. Но это была не мелкая бытовая ссора. Это было серьезно, и он нанес ей глубокую рану. Она все еще не могла поверить, что он отвернулся от нее и ушел.
Она лежала в постели с больной головой, и слезы все еще лились из-под сомкнутых век. Горе и обида легли в желудке, будто ком непереваренной пищи. Вильгельм очень редко совершал что-то такое, что заставляло бы ее плакать, но сейчас это ему удалось.
— Я не отдам его Иоанну, — повторила она, сознавая, что ее слова по бесполезности могут сравниться только с ее собственной беспомощностью.
— Они ругались, — сообщил Ричард. Он сидел на своей оплетенной веревкой кровати и гладил Трипса, который приковылял к нему за лаской.
Вилли обстругивал деревяшку ножом, подаренным ему валлийским конюхом его отца, Рисом. Ручка ножа была из полированного оленьего рога, а лезвие — из черненой стали, поэтому казалось, будто на всей его поверхности бушевали волны штормового моря. Он нервничал, потому что его родители ругались редко, а когда это случалось, скоро мирились. Иногда после споров они закрывались в спальне, не для того чтобы поспать, а чтобы провести время в постели, сегодня же он видел, как его отец выходил из спальни, и на его лице не было улыбки и не было чувства удовлетворения, как обычно бывало в таких случаях. Выражение его лица было пустым — точно маска, примерзшая к коже. Он резко говорил со слугой и велел конюху седлать коня.
— Мама не хочет, чтобы я ехал ко двору, — он стряхнул со своего покрывала древесные стружки. — Она хочет, чтобы я тут, дома, жил.
Трипс перевернулся, мотая лапами, и Ричард почесал его живот.
— А ты хочешь ехать? — спросил он с любопытством. Он сам находил идею отправиться ко двору увлекательной, но одновременно его это пугало.
Вилли пожал плечами.
— Нашему отцу было столько же лет, сколько мне сейчас, когда он уехал из дома, чтобы стать оруженосцем, а потом великим рыцарем. Конечно, я хочу поехать. И он знает, что я к этому готов, но маме не нравится, что я буду при дворе.
Ричард понимающе взглянул на него:
— Но у них нет выбора, потому что ты нужен королю как заложник, а не только как оруженосец.
— А мне все равно. Меня же не собираются в подземелье бросать, верно? — произнес Вилли с бравадой. Хотя ему и хотелось поехать во дворец и приступить к настоящим военным тренировкам, он нервничал, но никогда бы не признался в этом брату, который был всего на восемнадцать месяцев моложе него. Он иногда видел узников, ожидавших приговора в темницах, например, когда его семья останавливалась в Глостерском замке. И он с ужасом думал о том, что может оказаться в такой тюрьме; к тому же о короле Иоанне и о том, как он обращается со своими пленниками, ходили дурные слухи, слухи, о которых ему знать не полагалось. — Папа говорит, что при дворе можно многому научиться. Дома я уже научился всему, чему можно.
Во взгляде Ричарда зажегся озорной огонек:
— А мама боится, что при дворе ты познакомишься со шлюхами и научишься играть в кости и пить. Жаль, я не могу с тобой поехать.
Вилли нашел в себе силы ухмыльнуться.
— Маловат ты для этого, — сказал он.
Изабель смотрела, как легко Вилли вскочил на лошадь, не нуждаясь в том, чтобы его подсаживали или помогали ему. Для путешествия во дворец у него был новый конь в яблоках. На попоне был вышит алый лев Маршалов, рисунок по краю был обшит зеленой с золотом тесьмой. Шлейка в упряжи тоже была зеленой с золотом. К его плечам был приколот новый алый плащ, отороченный беличьим мехом, а сапоги были с нарядными пряжками. Когда он натянул поводья, чтобы развернуть лошадь, она увидела, что у него руки Вильгельма — уверенные и сильные. С ним был конюх и личный слуга. Вильгельм должен был проводить их во дворец и передать на попечение Иоанна.