— Сир, мне гораздо спокойнее, когда вы говорите, что позаботитесь о его безопасности, — произнес Вильгельм. — Интересно, не проявите ли вы ко мне такое же доверие, какое я проявляю к вам, и не позволите ли мне навестить мои ирландские владения?
Иоанн рассматривал свои чистые ровные ногти.
— Тебе стоило лучше подумать, прежде чем задавать такой вопрос, Маршал. Ты нужен в Англии в мое отсутствие, мне нужно, чтобы ты следил за тем, что здесь происходит, — он снова взглянул на Изабель. — Я сегодня организую для вас с женой ужин с вашим сыном. Возможно, ему удастся ее убедить, что я не собираюсь делать из его кишок конскую сбрую.
Вильгельм поклонился и надел на лицо улыбку, поскольку он был искусным придворным.
— А мне, возможно, удастся ее убедить не делать этого с вами, — ответил он. Его замечание было таким своевременным и метким, что Иоанн рассмеялся, оценив шутку, но его взгляд оставался оценивающим, а в глазах Вильгельма, несмотря на легкость его поведения, светилась тревога.
Изабель так волновалась и боялась за Вилли, что чуть не теряла сознание, но позже вечером, когда он пришел в их шатер, она постаралась этого не показывать. Она не могла поверить, что он так изменился за прошедшие девять месяцев. Он никогда не стал бы с Вильгельмом одного роста и мощи, наоборот, он пошел в своего худощавого и легкого предка, ее отца, но был сильным и гибким. Под полотняной рубашкой вздувались крепкие, взрослые мышцы, и, возможно, ему понадобится новая одежда, чтобы прикрывать это новое, мощное тело.
— Как я рада тебя видеть! — закричала она, обнимая его. — Мы скучали по тебе!
Он смущенно улыбнулся и поежился.
— Сначала мне тут было не по себе, — признался он, — но потом я привык. Его голос стал глубже, адамово яблоко выдавалось вперед сильнее, а растительность над верхней губой больше не походила на пух. Изабель страшно гордилась им, и ей было невыносимо грустно. Когда Вилли с отцом обнялись, она снова увидела, как они были одновременно близки и далеки друг от друга, и снова осознала, что ее сыну предстоит повзрослеть еще сильнее.
Пока они ели, она деликатно затронула тему Пуату, и поняла, к своему сожалению, что Иоанн был прав. Вилли был готов к путешествию, он уже бил копытом, как молодой боевой конь. Она была вынуждена прикусить язык и ничего не сказать против этого путешествия, зная, что эти мысли родились в ее голове, от ее собственных тревог, а не ее сына. Гилберт был в восторге от того, что король мог читать книги ради удовольствия и что у него даже были специальные походные шахматы. Ричард с неотрывным вниманием и завистью слушал про большого белого норвежского ястреба Иоанна, Гиббона, и о том, что Вилли разрешалось брать его с собой в поле и выпускать, чтобы натаскать приносить добычу.
Вильгельм смотрел и слушал со скрещенными на груди руками и понимающей полуулыбкой.
— Только не забудь еще упомянуть, сколько тебе приходится выполнять поручений в день и сколько ты времени носишься на побегушках. И что ты никогда не ешь вместе со всеми, потому что должен в это время подавать еду, резать мясо, разливать вино и приносить миски с водой для мытья рук. Нужно спать, все время одновременно прислушиваясь: вдруг твоему хозяину вздумается позвать тебя среди ночи? И нужно будет явиться пред его очи полностью одетым и бодрым. Ну, и есть еще эта бесконечная полировка оружия и прочий уход за ним, и нужно всегда оставаться вежливым. Даже если кто-то нарывается на грубость.
Вилли пожал плечами.
— По крайней мере, скучать не приходится, — сказал он и виновато посмотрел на мать.
Изабель вздохнула и покачала головой.
— Зная твоих предков, другого и не стоило ожидать, — улыбнулась она. — Но, как мать, я предпочла бы, чтобы тебе было скучно, но ты не подвергался бы опасности.
— По крайней мере, здесь ему не угрожают скотницы, — хихикнул Ричард и получил добродушную оплеуху от отца.
— Ну, — спросил Вильгельм Изабель, когда Вилли вернулся к своим обязанностям, а они собирались отходить ко сну, — твои волнения поулеглись?
Изабель в ночной сорочке забралась в постель.
— Я была рада повидать его и убедиться, что он цел и невредим, — пробормотала она. Последнее было правдой, но она втайне подозревала, что Иоанн хочет увести его от них, хотя Вильгельму она об этом говорить не стала. Ей хватало мудрости понимать, что некоторые из ее суждений основывались на желании защитить своего ребенка и чрезмерном волнении о нем.
Вильгельм зевнул.
— Хорошо, — он взбил подушку, придавая ей удобную форму.