Все вновь уставились на балкон, лишь пару минут назад принесший им столько радости. Однако окно было уже захлопнуто, и никакого света не было даже в помине.
– Рато! – опять завопил народ.
Но Рато больше не появлялся…
Люди обыскали весь дом, с балкона которого астматик сыграл с ними такую шутку, но найти ничего так и не удалось, и гнев толпы обрушился на старый поломанный буфет – единственную вещь, оказавшуюся в той самой комнате.
На жаровне же медленно дотлевали тюки лохмотьев – молчаливые свидетели существования того, кто со всей столь свойственной толпе стремительностью воображения сразу же превратился в таинственную и легендарную личность.
Впрочем, еще немного погодя в одном из чуланов были обнаружены лампа, моток веревки, лохмотья, деревянные башмаки, рваная шапка и прочий хлам, свидетельствующий о поспешном исчезновении гиганта с жутким загробным кашлем, так ловко одурачившего толпу и поставившего в глупое положение самого Робеспьера.
Глава VII. Две интермедии
Двумя часами позднее на рю Сент-Оноре воцарилась наконец привычная для нее кладбищенская тишина.
Братский ужин, как, впрочем, и во всех остальных кварталах Парижа, закончился. Потные хозяйки, волоча за собой вцепившихся в юбки детей, разошлись по домам. Мужья же отправились обсуждать последнее вечернее приключение в многочисленные клубы, где удивительные события, происшедшие на их улице, можно было посмаковать в беседах, особенно с теми, кто не видел их собственными глазами.
Улица совершенно опустела, лишь изредка проходили по ней какие-то подозрительные субъекты в алых, надвинутых едва ли не на глаза колпаках, весьма озабоченные тем, чтобы не столкнуться с вечно неожиданно появляющимися патрулями. Когда же перестали порхать и эти птички, на грязной мостовой зашевелилось нечто темное. Еще тише и осторожнее, чем охотящийся хищник, странное существо выбралось из-под стола, стоявшего прямо напротив дома, где жил Робеспьер, и совсем рядом с тем местом, на котором буквально пару часов назад гигант астматик сыграл с народом загадочную шутку.
Это оказался Бертран Монкриф. Он был все еще не в себе; тело его болело, поскольку все это время он лежал совершенно неподвижно, не имея никакого представления ни о том, что произошло дальше, ни о судьбе своих товарищей.
И вот теперь он отважился выбраться из своего убежища. С предельной осторожностью, едва дыша, он выполз на середину улицы, опасливо поглядывая по сторонам. Вокруг никого не было.
Бертран с неимоверным усилием поднялся. Боль была столь велика, что он даже не смог удержать неожиданно вырвавшегося крика. Голова гудела и болела чудовищно, колени тряслись. Кое-как добравшись до ближайшего дома, бедняга сел, прижавшись к его прохладной стене.
Немного посидев, он вновь испуганно огляделся. Его глазам представился вид стоящих и валяющихся в беспорядке столов да пары еще дымящихся жаровен. Постепенно, за одним из столов, находящимся от него совсем рядом, Бертран различил какого-то спящего человека.
Тот совершенно не шевелился, и недавний пылкий оратор в конце концов понял, что надо на что-то решиться. Спрятав голову в складках кружевного жабо, он засунул руки поглубже в карманы и осторожно отправился вниз по улице. Поначалу он все оглядывался на неподвижно лежащую на столе фигуру, но та не проявляла никаких признаков жизни. И Бертран, окончательно решив, что в любом случае самое лучшее для него сейчас «делать ноги», прижал покрепче к бокам локти и едва ли не бегом устремился по направлению к Тюильри.
Минутой позднее неподвижная фигура вдруг ожила, быстро поднялась и совершенно бесшумно бросилась бежать в том же направлении…
В это время по всем городским кабакам обсуждалось таинственное пришествие на улице Сент-Оноре. Очевидцы уже рассказывали всевозможные невероятные истории о главном герое этого приключения.
– Он был восьми, да нет, девяти футов ростом, а руками доставал от одного дома до другого. Когда он кашлял, из его рта вырывалось пламя! На голове были рога! Вместо ног – копыта! Поросячий хвостик!..
Впрочем, как бы то ни было, все однозначно сходились в том, что это был сам небезызвестный англичанин – призрачный гнусный обманщик, давно уже надоевший всем комитетам, – Сапожок Принцессы собственной персоной!
– Позвольте, позвольте, какой же он англичанин? – неожиданно удивился гражданин Гото, колоритный хозяин кабаре де ля Либерте, весьма популярного кабачка на площади Карусель. – Какой же он англичанин, если вы все утверждаете, что это был гражданин Рато? Черт побери, – добавил он, принявшись едва ли не с остервенением чесать свою голову.