— Это не бал! — в ужасе воскликнула она. — Иначе тебе понадобилось бы бальное платье.
— Я говорила метафорически.
— Какое счастье, что я дала тебе хорошее образование! В музыке ты разбираешься не хуже тех, кто там будет… Думаю, волосы нужно собрать в пучок на макушке — это подчеркнет их цвет. — В ушах у меня зазвучал циничный голос: «Цвет пшеницы в августе». — Волосы — самое лучшее, что есть в твоей внешности, и мы должны ими воспользоваться. Надеюсь, платье будет голубым — под цвет твоих глаз. У них такой редкий васильковый оттенок…
— Ты делаешь принцессу из школьной учительницы, мама.
— А почему школьная учительница не может быть такой же красивой, как любая леди?
— Конечно, может, если она твоя дочь.
— Сегодня вечером ты должна прикусить язык, Минелла. А то ты всегда говоришь первое, что придет в голову.
— Я буду сама собой, а если это их не удовлетворит…
— Они могут не пригласить тебя снова!
— А почему они должны приглашать меня? Не придаешь ли ты слишком большого значения просьбе сэра Джона? Меня пригласили потому, что им нужен еще один гость. Не первый раз кого-нибудь просят быть четырнадцатым. А если недостающий гость все-таки явится, меня вежливо заверят, что в моем присутствии более нет необходимости.
В действительности мой ум работал так же лихорадочно, как и мамин. Почему приглашение последовало так скоро после моего первого визита в Мэнор? Кто был его инициатором? И не являлось ли совпадением, что заболела именно жена графа? Не мог ли он предложить, чтобы я заполнила образовавшуюся брешь? Что за нелепая мысль! Зачем ему это? Потому что он хотел увидеть меня снова? В конце концов, он не доложил о моем недостойном поведении. Я вспомнила, как он держал в руке прядь моих волос, а затем его поцелуи… Это было просто оскорбительно! Интересно, в каких выражениях он предложил эту идею? «Приведите в Мэнор ту девочку»? Именно так подобные люди ведут себя в своем мире. Я слышала о существовании droit de seigneur[112], гласившего, что когда девушка выходит замуж, хозяин поместья, если ему она нравится, может привести ее к себе в постель на одну ночь или даже на несколько ночей, если она его удовлетворит, а потом ее возвращают мужу с каким-нибудь подарком, если сеньер проявит великодушие. Я легко могла себе представить графа, пользующегося этим правом.
Но мне было нечего бояться. Я не новобрачная, а сэр Джон никогда не допустил бы ничего подобного в своих владениях. Мне стало стыдно за эти мысли. Очевидно, разговор с графом подействовал на меня куда сильнее, чем мне казалось.
Мама заговорила о Джоэле Деррингеме. Мне пришлось повторить все, что он мне сказал. Тогда мама вновь пустилась в романтические предположения. Она была уверена, что недомогание графини — миф, и что Джоэл, желая продолжить наше с ним знакомство, убедил родителей пригласить меня на вечер. Ох, мамочка, подумала я, ты становишься глупой только в вопросах, касающихся меня. Если бы ты убедилась, что моя жизнь счастливо устроена, то умерла бы со спокойной душой!
Возбужденная Марго примчалась в школу повидать меня.
— Как здорово! — воскликнула она. — Значит, ты придешь вечером! Минель, дорогая, Мари нашла для тебя платье, но я бы на твоем месте его не надевала. Возьми лучше какое-нибудь из моих — прямо от парижской couturiere[113]. Тебе нужно голубое, под цвет глаз, а Мари выбрала коричневое. Оно так безобразно! Но я сказала: нет! Это не для Минель! Хотя ты, конечно, не такая красивая, как я, в тебе тоже кое-что есть! Поэтому я буду настаивать, чтобы ты носила мое платье.
— О, Марго, — сказала я, — ты в самом деле хочешь, чтобы я пришла?
— Конечно! Это будет так забавно! Maman1 весь вечер просидит у себя в комнате. Она сегодня плакала. Это все из-за отца. Он злой, но я думаю, что она любит его. Его вообще любят женщины. Интересно, почему?
— А твоя мать действительно больна?
Марго пожала плечами.
— Отец считает, что это фантазии. Может быть, они поссорились. Правда, мама не осмеливается ссориться с ним — это он нападает на нее, а если она начинает плакать, то сердится еще сильнее. Он терпеть не может женщин, которые плачут.
— А она часто плачет?
— Не знаю, Наверное, да. Во всяком случае, с тех пор, как она вышла замуж за Le Diable.
— Марго, какие ужасные вещи ты говоришь о своем отце!
— Если тебе не по душе правда…
— По душе. Но я не уверена, что ты знаешь всю правду. Твоя мать и дома всегда запирается у себя в комнате?
— Полагаю, что да.
— Но ты должна знать точно!