— Позволю себе не согласиться с вами, — возразила я. — Не будете же вы отрицать, что святые, умиравшие за свою религию зачастую мучительной смертью, располагали не только несомненной добродетелью, но и силой?
За столом на миг воцарилось молчание. Марго казалась обеспокоенной. Я осознала, что прерывать рассуждения графа, да еще противоречить ему было весьма необычным явлением.
— Фанатизм! — фыркнул он. — Умирая, они верили, что идут к славе. Что значат несколько часов мучений в сравнении с вечным блаженством? Но чтобы хорошо управлять, нужно быть сильным и уметь, ради целесообразности, иногда нарушать моральный кодекс. Важнейшее качество для правителя — сила.
— А по-моему, справедливость.
— Моя дорогая кузина, вы знаете историю по книгам.
— А как ее узнают другие?
— С помощью опыта.
— Для этого нужно прожить слишком долго. Разве мы никогда не выражаем мнение о деянии, которое сами не совершали?
— Если мы разумны, то будем выносить суждения с осторожностью. Я уже говорил вам о нашем короле. Он отнюдь не царственная личность, и, к несчастью, его супруга не слишком ему помогает.
— Вы слышали, как сейчас именуют королеву? — спросил Этьен. — Мадам Дефицит.
— Ее порицают за дефицит, — заговорил Леон, — и, возможно, справедливо. Говорят, что счета ее портных просто чудовищны. Ее платья, шляпы, причудливые украшения для волос, развлечения в Малом Трианоне[146], так называемая сельская жизнь в Ле Амо, где она доит коров в кувшины из севрского фарфора, повсюду служат темой для разговоров.
— А почему королева не должна иметь то, что хочет? — осведомилась Марго. — Она ведь не хотела приезжать во Францию. Ее заставили выйти замуж за Людовика. Она никогда не видела его до брака.
— Дорогая Марго, — холодно прервал ее граф, — естественно, что дочь Марии-Терезии[147] должна рассматривать как честь брак с дофином Франции. Ее приняли здесь с подобающим уважением, а покойный король был ею очарован.
— Не сомневаюсь, что он был очарован молодой и хорошенькой девушкой, — заметил Леон. — Мы все знаем о его пристрастии к ним — чем моложе, тем лучше. Примером может служить скандал в Оленьем парке.
— Это неподходящая тема для семейного ужина, Леон, — вмешался Этьен.
— Наша кузина — светская женщина и прекрасно все понимает, — возразил граф и снова обернулся ко мне. — Наш покойный король в старости обладал нередко встречающимся пристрастием к молодым девушкам, которых поставляли ему сводники. Он держал их в особняке, окруженном парком, где водились лани, — Оленьим парком.
— Неудивительно, что его называли Людовиком Возлюбленным, — заметила я.
— Он был очаровательным человеком. — Граф вызывающе улыбнулся мне.
— Очевидно, мое представление об очаровании отличается от вашего.
— Дорогая кузина, эти девушки подбирались из бедных семей. Король не мог использовать аристократок подобным образом. Никто их не насиловал и не принуждал. Они действовали по собственной воле, а иногда их даже приводили родители. Мидинетки с парижских улиц, девушки, не надеющиеся заработать честным трудом… Многих из них ожидала жизнь среди разврата и преступлений, другие трудились бы до конца дней, пока не умерли бы от чахотки или не ослепли бы от постоянной работы с иглой. Их единственное достояние — красота; ведь розы иной раз вырастают на навозной куче. Их замечали, подбирали и учили развлекать короля.
— А когда он уставал от них? — спросила я.
— Он был благородным человеком, и давал девушкам щедрое приданое. Сводники подыскивали им женихов, и они жили счастливо. Теперь скажите мне, дорогая кузина, что было лучшим для этих девушек — вянуть и умирать на навозной куче или, пожертвовать на короткое время добродетелью, получить в обмен легкую и беззаботную жизнь, а быть может, хорошую работу?
— Это зависит от того, какое значение они придают добродетели.
— Вы уклоняетесь от ответа. Должны ли они губить свое тело тяжким трудом или же предоставлять его своему царственному повелителю?
— Я могу лишь сказать, что задавать этот вопрос вам позволяет несправедливое устройство общества.
— Это устройство существует не только во Франции. — Граф пристально посмотрел на меня. — Против него и ропщет теперь народ.
147
Мария Терезия (1717–1780) — с 1740 г. австрийская эрцгерцогиня, мать Марии-Антуанетты.