На цыпочках я приблизилась к кровати.
— Мадам, — начала я и тут же осеклась. Графиня лежала на подушках, полузакрыв глаза, и явно дремала.
— Вы хотели видеть меня, мадам?
Глаза закрылись полностью. Казалось, она спит.
Меня заинтересовало, почему графиня не отменила нашу встречу, если она настолько устала. На столе у кровати стояла обычная батарея пузырьков и стакан. Я его и понюхала, так как на дне был осадок. Очевидно, графиня приняла снотворное, что всегда делала перед тем как ложиться вечером. Но она должна была знать, как скоро лекарство начинает действовать, и не принимать его перед тем, когда я собиралась придти к ней по ее же просьбе.
Стоя в комнате, я услышала шорох позади. Вошла Ну-Ну и устремила взгляд на стакан в мой руке.
— Я пришла повидать мадам в восемь, — сказала я, возвращая стакан на стол.
Ну-Ну посмотрела на спящую женщину, и выражение ее лица изменилось.
— Бедная овечка, — промолвила она. — Должно быть, она устала. Он побывал здесь и утомил ее, как всегда. Наверное, она заснула внезапно.
— Вы скажете графине, когда она проснется, что я приходила к ней?
Ну-Ну кивнула.
— Возможно, она захочет повидать меня завтра.
— Посмотрим, как она себя будет чувствовать, — сказала Ну-Ну.
Пожелав ей доброй ночи, я вышла из комнаты.
Следующий день надолго запечатлелся в моей памяти.
Я проснулась, как обычно, когда одна из служанок принесла горячую воду и поставила ее в ruelle. Я умылась и выпила кофе с brioche1, уже находившимися в комнате.
Марго явилась с подносом для нашего совместного petit dejeuner2.
Мы говорили о предстоящей поездке в Париж, и я была рада, что она не упоминала Шарло. Меня утешало, что мысли о предстоящем браке успокаивают ее, так как я опасалась противоположного эффекта.
Когда мы болтали, дверь открылась, и вошел граф. Я никогда не видела его расстроенным, но сейчас он находился именно в таком состоянии.
Граф переводил взгляд с Марго на меня и, наконец, сообщил:
— Маргерит, твоя мать умерла.
Я почувствовала, что меня охватывает ужас, и боялась, что заметят, как я дрожу.
— Она, должно быть, скончалась во сне, — продолжал граф. — Ну-Ну только что обнаружила это.
Он избегал моего взгляда, и мой страх усилился.
В замке ощущалось напряжение. Слуги перешептывались по углам. Меня интересовало, о чем они говорят. Отношения между графом и графиней были хорошо известны, и слуги безусловно знали, что граф желал бы освободиться от супруги.
Марго снова пришла ко мне.
— Я должна поговорить с тобой, Минель, — сказала она. — Это ужасно. Она ведь была моей матерью, а я едва знала ее. Она как будто не хотела, чтобы я была рядом с ней. Когда я была маленькой, то считала, что являюсь причиной ее болезни. Ну-Ну, казалось, думает так же. Бедная Ну-Ну! Она сидит около ее кровати, раскачивается взад-вперед и вытирает слезы передником. Я слышала, как она бормочет: «Урсула, малышка».
— Марго, — спросила я, — как это произошло?
— Мама ведь давно болела, правда? — ответила Марго, словно защищаясь, и я спросила себя, о чем она думает.
— Очевидно, — продолжала Марго, — она была больна более серьезно, чем мы считали. Нам ведь все время казалось, что она только воображает свои болезни.
Вскоре прибыли врачи. Они долго оставались с графом в комнате покойной.
Граф позвал меня в библиотеку, и я пошла туда, полная дурных предчувствий.
— Пожалуйста, садитесь, Минель, — сказал он. — Это неожиданный удар.
Его слова принесли мне огромное облегчение.
— Я всегда считал, что болезнь графини — плод ее воображения, — продолжал граф. — Но я оказался несправедлив к жене. Она действительно была серьезно больна.
— А какая у нее была болезнь? Он покачал головой.
— Доктора сбиты с толку. Им не вполне ясно, что явилось причиной ее смерти. Ну-Ну слишком расстроена, чтобы говорить. Она ведь была с графиней, начиная с ее рождения, и очень к ней привязалась. Боюсь, что этот удар окажется для нее слишком тяжелым.
Я ждала продолжения, но граф, казалось, не находит слов.
— Будет вскрытие, — медленно произнес он наконец.
Я с изумлением уставилась на него.
— Таков порядок, — объяснил он, — когда причина смерти не установлена. У врачей, однако, сложилось мнение, что она что-то приняла.
— Не может быть! — воскликнула я.