Когда мы возвращались в отель, он был задумчив и мрачен.
У него было много дел, и он часто отлучался, бывая при дворе. Меня трогало, что, несмотря на все происходящее, граф находил время заботиться о моей безопасности, хотя, конечно, я не верила, что брак его дочери был ускорен по этой причине.
Робер де Грасвиль с родителями и их слугами прибыли в Париж.
Будучи взволнованной, Марго была столь красивой, что я почти поверила, будто она в самом деле влюблена. Хотя ее эмоции, возможно, были поверхностными, она относилась к ним серьезно.
Бракосочетание происходило в капелле на верхнем этаже дома. Поднявшись из роскошных апартаментов по винтовой лестнице, мы очутились в совсем иной атмосфере.
Там было холодно. Пол был выложен камнем, скамьи стояли перед алтарем, покрытым расшитой золотом материей, над которым возвышалась статуя Мадонны, сверкающая драгоценными камнями.
Церемония быстро завершилась. Сияющие Марго и Робер вышли из капеллы.
Вскоре мы уже сидели за столом: граф во главе стола, его зять справа от него, а Марго слева. Я сидела рядом с отцом Робера, Анри де Грасвилем.
Обе семьи, несомненно, были довольны браком. Анри де Грасвиль шепнул мне, что молодые, безусловно, влюблены друг в друга, и что он очень этому рад.
— В таких семьях, как наши, браки редко бывают удачными, — сказал он. — Часто оказывается, что молодые не подходят друг другу, хотя бывает, что они росли вместе. Но наши дети вроде бы счастливы.
Я согласилась с ним, но не переставала думать, что бы он почувствовал, узнав о печальном опыте Марго, и горячо надеялась, что все обойдется, но мне было не по себе, когда я вспоминала требования двух доверенных слуг.
— Хорошо, что мы скоро уедем из Парижа, — продолжал Анри де Грасвиль. — В Грасвиле нам будет спокойно. Там нет никаких волнений.
Мне очень нравился отец Робера, хотя он был абсолютно не похож на графа. В нем было что-то простодушное. Казалось, он видел в каждом только самое лучшее. Я бросила взгляд через стол на довольно мрачное лицо графа. Он выглядел, как человек, испытавший за свою жизнь всевозможные приключения, в результате чего его идеалы потускнели, если вовсе не рассыпались в прах. Я почувствовала, как мои губы изогнулись в улыбке, и в этот момент граф посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула усмешка.
Когда трапеза была закончена, мы собрались в гостиной, и граф заметил, что по его мнению было бы разумно, не теряя времени, отправляться в Грасвиль.
— Невозможно предугадать, когда начнутся волнения, — сказал он. — Для этого достаточно самого незначительного предлога.
— О, Шарль-Огюст, — засмеялся Анри де Грасвиль, — уверен, что вы преувеличиваете.
Граф пожал, плечами, твердо решив поступать по-своему. Подойдя ко мне, он шепнул:
— Я должен переговорить с вами наедине, прежде чем вы уедете. Идите в библиотеку — я присоединюсь к вам там.
Анри де Грасвиль посмотрел на часы, висящие на стене.
— Если мы должны ехать сегодня, — сказал он, — то лучше отправиться через час. Это всех устраивает?
— Безусловно, — откликнулся граф, отвечая за всех.
Я сразу же пошла в библиотеку, и он вскоре последовал за мной.
— Дорогая Минель, — заговорил граф, — вам, наверное, интересно, почему я отсылаю вас так скоро?
— Я понимаю, что мы должны ехать.
— Бедный Анри! Он едва ли осознает ситуацию. Живя в деревне, он полагает, что пока овцы блеют, а коровы мычат, ничего не изменится. Молю Бога, чтобы он смог и дальше думать так же.
— Эта философия весьма удобна.
— Вижу, что вы настроены на дискуссию и намерены утверждать, что Анри — счастливый человек. Он продолжает верить, что все идет хорошо, Бог хранит нас, а народ невинен и простодушен. В один прекрасный день его ожидает жестокое пробуждение. Конечно, вы скажете, что он, по крайней мере, был счастлив до того. Я мог бы поймать вас на слове, но для этого у нас мало времени. Минель, вы никогда не говорили, что любите меня.
— Я не могу говорить так легко о подобных чувствах, как вы, влюблявшийся в стольких женщин. Думаю, что вы часто говорили им, что любите их, хотя на самом деле испытывали лишь мимолетное увлечение.
— Значит, когда вы мне это скажете, я смогу быть полностью уверенным в ваших словах?
Я кивнула.
Он привлек меня к себе и прошептал:
— О Боже, Минель, как я жду этого дня! Когда же он наступит, Минель?