Даже теперь я помню, как Урсула сидела у ног Ну-Ну, пока та завивала ей волосы и пела бретонские песни или рассказывала легенды и сказки монотонным голосом, под который хотелось спать. В тот момент, когда Урсула стояла и смотрела на меня, что-то произошло между нами. Я с удивлением поняла, что девочка сожалеет о вызванной ею буре. Раньше я считала, что Урсула не думает ни о ком, кроме себя. Но, очевидно, она не была такой бесчувственной.
Позднее Урсула говорила мне, что она тогда сама не понимала своего отношения ко мне, но знала только, что не хочет, чтобы я уходила. Она обратилась ко мне как всегда властным тоном: «Перестань укладываться!» И затем с неожиданной мягкостью стала вынимать мои вещи и класть их назад в ящики. Вошла Ну-Ну и, увидев меня стоящей на коленях на полу, сказала с усмешкой: «Собирайтесь! На этот раз вам ничто не поможет». Но моя маленькая защитница подняла головку и заявила: «Она не уедет, Ну-Ну! Я хочу, чтобы она осталась!» «Она плохая и дерзкая девчонка! — сказала Ну-Ну. «Знаю, — ответила Урсула, — но я хочу, чтобы она осталась». «Но, малышка, она ведь назвала тебя ябедой». «А я и есть ябеда, Ну-Ну». Бедная Ну-Ну пришла в замешательство, но, конечно, слово ее воспитанницы было законом.
— И с того дня Урсула изменилась?
— Ну, не внезапно. Бывали взлеты и падения. Но, в отличие от Ну-Ну, я не давала ей спуску, и, по-моему, ей это нравилось. Я была гораздо моложе Ну-Ну. В то время мне было лет пятнадцать, а Урсуле — восемь. Тогда это являлось большой разницей, но она со временем уменьшалась. С того дня Урсула стала проявлять ко мне интерес. До некоторой степени я была ее творением, так как, если бы не она, меня бы выгнали. Хотя Урсула по-прежнему проводила много времени с Ну-Ну, она часто прибегала ко мне и доверяла свои маленькие секреты. Сначала Ну-Ну немного ревновала, но потом поняла, что ее отношения с Урсулой совсем не такие, как мои, а она так любила свою малышку, что была готова согласиться на все, что доставляло той удовольствие.
Я любила возиться с одеждой — не шить ее (для этого у нас были портнихи), а снабжать разными украшениями, что придавало ей своеобразие. Поэтому я всегда присутствовала, когда швеи примеряли платья Урсуле. Мы с ней вместе ходили в город за покупками, так как она настаивала, чтобы я сопровождала ее.
Урсула часто просила у меня советов, хотя редко им следовала. Мы быстро становились друзьями, что было необычно между служанкой и хозяйской дочерью.
Мсье и мадам де Бруссо относились к этому снисходительно. Иветт славная девушка, говорили они, и следит за Урсулой так, как не смогла бы Ну-Ну. Поэтому мы росли вместе, как две сестры.
— И это была самая крепкая дружба в вашей жизни. Что же вас заставило уехать?
— Я раздражала графа, так как говорила Урсуле, что она должна настаивать на своем и критиковать его в лицо. Он заявил, что Маргерит больше не нуждается в няне, и отослал меня.
— Удивительно, что Урсула позволила это.
Иветт поджала губы.
— С тех пор, как она вышла замуж, все изменилось. Он напугал ее с самой первой встречи.
— Значит, несмотря на то, что граф обеспечил вас домом и всем необходимым, вы его не любите?
— Не люблю! — она рассмеялась. — Эти слова кажутся странными по отношению к нему. Интересно, есть ли вообще кто-нибудь, кто любит графа. Люди его боятся, некоторые уважают за богатство и положение, а многие ненавидят. Даже его любовницы едва ли могли бы сказать, что любят его.
— А вы принадлежите к тем, кто его ненавидит?
— Я бы возненавидела всякого, кто бы поступил с Урсулой так, как он.
— Граф был настолько жесток к ней?
— Если бы она не вышла за него замуж, то была бы жива.
— Вы не имеете в виду, что он… убил ее?
— Можете понимать и так, мадемуазель.
Я покачала головой, и Иветт положила ладонь на мою руку.
Больше она ничего не сказала, и в тот день наше tete-a-tete завершилось.
Я много думала о разговоре с Иветт. Казалось, она располагает какими-то тайными сведениями. Если это так, то я должна узнать, в чем они заключаются. Иветт дала понять, что в них не содержится ничего хорошего для графа. Я поежилась, вспоминая, с каким выражением лица она говорила, что он повинен в смерти жены.
Если бы граф был рядом со мной, я бы не поверила, что это правда, но в его отсутствие я могла рассматривать факты более хладнокровно. Нужно еще поговорить с Иветт. Если я узнаю больше о характере Урсулы, то, быть может, мне удастся пролить свет на эту историю.