— А каким граф показался вам?
— Тогда я еще не знала его и решила, что граф и впрямь обладает тем очарованием, которое так привлекло Урсулу. Но позже я узнала, какую жизнь он вел. А сначала Ну-Ну и я считали, что он почти достоин Урсулы. Но мы быстро в этом разуверились.
— Насколько быстро? — настаивала я.
— Они поехали на медовый месяц в один из его деревенских домов, Вильер-Брабант. Конечно, он был меньше замка, но очень красив, в окружении прекрасной природы — одним словом, идеальное место для медового месяца, разумеется, при наличии идеального мужа, каковым граф отнюдь не являлся.
— Как вы об этом узнали?
— Как только увидели Урсулу. Мы с Ну-Ну отправились в Сильвен, чтобы все приготовить к приезду молодоженов. Ну-Ну впервые рассталась с Урсулой и вела себя, как курица, потерявшая цыпленка, — все время кудахтала, не находя себе места. Она сидела на башне вместе со сторожем, ожидая их возвращения. Затем они приехали, и стоило нам бросить взгляд на лицо Урсулы, как все стало ясно. Она была ошеломлена и напугана. Бедняжка ведь ничего не знала о жизни — особенно с таким мужем. Она боялась графа, боялась всего. За две недели ее нельзя было узнать.
— Граф ведь тоже был молод, — попыталась я подать голос в его защиту.
— Молод по годам, но стар по опыту. Он, должно быть, нашел ее совсем непохожей на тех распутных женщин, с которыми раньше имел дело. Когда они вернулись, я подумала, что, возможно, Урсула уже беременна, и вскоре это подтвердилось. Беременность также явилась для нее тяжким испытанием. Она боялась иметь ребенка. В те дни мы с ней стали ближе, чем когда-либо. «Есть вещи, которые я не могу обсуждать с Ну-Ну», — говорила мне Урсула, рассказывая, как не похож оказался брак на то, о чем она мечтала, как она разочаровала мужа, и как ей хотелось быть одной. «Хоть бы у меня родился сын, Иветт, — говорила она. — Тогда мне больше не придется рожать снова. Но если будет девочка…» Урсула вздрогнула и прижалась ко мне. Тогда я начала ненавидеть его.
— В конце концов, — заметила я, — каждый мужчина, вступив в брак, хочет иметь детей. Быть может, вся беда а том, что Урсула не была к этому готова.
— Вы просто ищете для него оправдания. Бедная Урсула! Как она болела перед рождением Маргерит! Ну-Ну боялась, что ей никогда не выздороветь. Но у нас были лучшие доктора, лучшая акушерка, и наконец ребенок появился на свет. Никогда не забуду лица Урсулы, когда ей сказали, что это девочка. Она так болела, что врачи предупредили: следующая беременность может стоить ей жизни. Она не должна больше пытаться иметь детей. Урсула при этом известии выглядела, словно королева на коронации, а мы с Ну-Ну плакали от облегчения, будто нашу малышку вернули нам.
— Зато граф, наверное, был очень разочарован.
— Он обезумел от гнева. Целыми днями скакал верхом или правил лошадьми, как бешеный. Говорили, что он проклинает день, когда женился. Теперь у него были больная жена и дочь, и никакой надежды на сына. Вы, должно быть, слышали, что он убил мальчика?
— Да, брата-близнеца Леона.
— Это было настоящее убийство.
— Но ведь непреднамеренное. Это просто несчастный случай. И граф щедро обошелся с семьей. Вы же знаете, что он сделал для Леона.
— Ему это ничего не стоило. Граф — абсолютно безжалостный человек. Через некоторое время он привел в замок Этьена, своего незаконного сына, дабы показать жене, что если она не может дать ему сыновей, то другие могут. Какая жестокость!
— А Урсула была обижена?
— «Меня это не заботит, — сказала она мне. — Пускай приводит хоть двадцать незаконных сыновей, лишь бы не принудил меня рожать ему законного». Этьен и его мамаша надеются, что граф узаконит сына и сделает его своим наследником, но он нарочно держит их в неизвестности — это его забавляет.
— В этой истории все заслуживают жалости, — заметила я.
Иветт бросила на меня резкий взгляд и словно в отчаянии покачала головой.
— По крайней мере, у Урсулы была дочь, — продолжала я.
— Она не особенно любила Маргерит. Думаю, что девочка напоминала ей о родах и других ее страданиях.
— Это не вина Маргерит, — резко заявила я. — По-моему, для матери естественно любить своего ребенка.
— Маргерит вскоре показала, что не слишком нуждается в материнской заботе. Ну-Ну ею тоже не слишком интересовалась. Нянчить девочку пришлось в основном мне, и я очень к ней привязалась. Она была веселая, своенравная, импульсивная… словом, почти такая же, как теперь.