Иветт молчала.
В Грасвиль прибыл курьер от графа. Он привез письма графу де Грасвилю, Марго и мне.
Я взяла письмо к себе в спальню, чтобы прочесть его в одиночестве.
«Моя любимая!
Я очень доволен, что Вы в Грасвиле, и хочу, чтобы Вы оставались там, пока я не приеду или не пришлю за Вами. Не знаю, когда это произойдет, но можете не сомневаться, что я не буду терять времени и осуществлю это, как только представится возможность. Ситуация в Париже быстро ухудшается. Уже были волнения, и около лавок хозяева установили баррикады. По улицам маршируют толпы с трехцветными флагами. Герои дня — Неккер и герцог Орлеанский, но завтра их могут сменить другие. Перемен можно ожидать в любой момент. Иногда мне хотелось бы посмотреть, что будет делать герцог Орлеанский во время столкновения короля и аристократии с Дантоном[176], Демуленом[177] и прочими. Наверное, вообразит, что его провозгласят королем. Но, по-моему, не будет ни монархии, ни короля. А коронованный король останется таковым до самой смерти.
Моя дорогая Минель, как бы я хотел, чтобы Вы были здесь, и я мог бы поговорить обо всем этом с Вами. Единственное, что поддерживает меня в этом мрачном мире, — надежда на то, что Вы и я когда-нибудь будем вместе.
Шарль-Огюст.»
Я перечитывала письмо снова и снова, сияя от счастья. В эти минуты ничего, что бы я ни услышала о графе, не могло изменить мои чувства к нему.
В тот вечер я легла рано. Ужин прошел в молчании. Грасвили mere[178] и pere[179] были явно расстроены известиями из Парижа. Бывали времена, когда тревожная атмосфера ощущалась даже здесь. Робер тоже стал невесел. Трудно было ожидать от него особой радости по поводу открытия, что у его жены до брака родился незаконный ребенок. Требовалось время, чтобы привыкнуть к этой мысли. На Марго всегда удручающе действовали разговоры с отцом и письма от него. Меня интересовало, что он ей написал.
Когда я причесывалась за туалетным столиком, в дверь постучали, и после приглашения войти в комнате появилась Иветт с пачкой бумаг в руке.
— Надеюсь, я не помешала? — спросила она.
— Конечно, нет.
— Я хочу показать вам кое-что. Я долго ломала голову, стоит ли это делать, но решила, что да.
Прежде чем Иветт сообщила мне, что она держит в руке, я уже это знала.
— Письма Урсулы! — воскликнула я.
— Последние, которые я получила, — ответила Иветт. — Она, должно быть, написала их за несколько дней до смерти. Фактически они пришли ко мне в тот день, когда ее не стало. Их привез курьер, и ни он, ни я еще не знали о происшедшем.
— Почему вы решили показать их мне?
— Потому что, по-моему, в них есть кое-что, что вам следовало бы знать.
Я опустила глаза. Иветт, очевидно, стало известно, что сегодня пришли письма от графа, и одно из них предназначалось мне.
— Если вы хотите, чтобы я их прочла… — начала я.
— Думаю, вам стоит это сделать. Доброй ночи.
Иветт положила пачку на туалетный столик и вышла.
Я зажгла три свечи в канделябре у кровати и легла в постель. Опираясь на подушки, я развернула три письма. Они были пронумерованы.
Мне не хотелось читать письма, так как они были адресованы не мне, и я чувствовала, что сую нос в чужие дела. Од-1ако я честно призналась себе, что хочу знать все об Урсуле, и что моя неохота вызвана, главным образом, не щепетильностью, а боязнью обнаружить что-либо ужасное о графе.
Я развернула первое письмо.
«Моя дорогая Иветт!
С каким удовольствием я тебе пишу! Ты знаешь, что наша переписка меня очень утешает. Читая твои письма, я словно говорю с тобой, а ведь я всегда рассказывала тебе обо всем.
Жизнь идет, как прежде. Ну-Ну приносит мне завтрак, отодвигает занавесы, убеждается, что солнце меня не беспокоит, и что я как следует укрыта одеялом от сквозняка Впрочем, никаких сквозняков в моей комнате она никогда не допускает. Маргерит вернулась после долгого пребывания за границей в сопровождении особы, именуемой кузиной, что, разумеется, не соответствует действительности. Это его очередное увлечение, правда, он прежде никогда не представлял их, как кузин. Она англичанка, Маргерит познакомилась с ней, живя в Англии. Ее представили мне. Высокая миловидная девушка с красивыми густыми волосами и голубыми глазами несколько необычного оттенка; выглядит независимой и ни в коей мере не легкомысленной. Я даже удивлена — она совсем не его тип. Я наблюдала за ней, когда она гуляла в саду с Маргерит. О людях всегда узнаешь многое, когда они не подозревают, что за ними следят. Он явно изменился. Мне внезапно пришло в голову, что на сей раз это может оказаться серьезным.
176
Дантон Жорж-Жак (1759–1794) — деятель французской революции, один из вождей якобинцев. Организатор августовского переворота 1792 г., после которого стал министром юстиции, и кровавой сентябрьской резни. В период диктатуры Робеспьера, однако, выступил против террора и был гильотинирован.
177
Демулен Камиль (1760–1794) — поэт и журналист, деятель французской революции, друг и сподвижник Дантона, казненный вместе с ним.