Мне казалось, что внутри меня что-то умерло. Судьба предоставила мне возможность любить, жить волнующей, быть может, даже опасной жизнью, но мое пуританское воспитание не позволило мне это принять. Я хотела быть уверенной во всем и упустила свой шанс.
Беда была неизбежна, и она пришла бы все равно, но мы, по крайней мере, могли быть вместе хоть немного времени.
Кто-то вошел ко мне в комнату. Я резко обернулась и увидела Ну-Ну.
— Итак, они схватили его, — промолвила она.
Я кивнула.
— Ну так помоги ему Бог, ибо они не в благодушном настроении.
— Они обезумели, словно дикари! — воскликнула я. — А ведь эти люди жили на земле графа, пользовались его щедростью…
— Вы ведете опасные речи, — заметила Ну-Ну.
— Может быть, — согласилась я. — Ну-Ну, что с ним будет?
— Скорее всего, его повесят, — бесстрастно ответила старуха.
— Нет!
— Я слышала, что так они поступают с аристократами — вешают их на фонарях. Они взяли Бастилию. Это только начало. Для графа и таких, как он, все кончено. Хорошо, что моя Урсула успела умереть. Какой это для нее был бы ужас! Ведь они не щадят и женщин.
У меня не было сил смотреть на Ну-Ну, которая говорила спокойно и даже радостно. Я хотела остаться наедине со своим горем.
Но она подошла ко мне, села рядом и положила мне на руку свою холодную ладонь.
— Теперь вы никогда не будете с ним, верно? Не будете испытывать восторг от того, чего моя бедняжка так боялась. Ее мать была такой же. Бывают женщины, которым вообще не следует выходить замуж. Они воспитываются в неведении, и супружество оказывается для них невыносимым. Такой была и моя Урсула. В детстве она так любила играть со своими куклами, что ее называли маленькой мамой. А потом ее выдали замуж, да еще именно за него! Но Урсула во всех отношениях походила на мать…
Мне хотелось, чтобы Ну-Ну ушла. Я не могла думать ни о чем, кроме графа. Что они с ним сделают? Я знала, что от унижения он будет страдать сильнее, чем от физической боли. Мне вспомнилось, как я впервые увидела его, назвав про себя «Дьяволом верхом», — гордого, властного, непобедимого…
— Теперь я могу сказать правду, — продолжала Ну-Ну, — и ноша упадет с ваших плеч. Несколько раз я порывалась это сделать. Вы ведь подозревали его, так же, как и все, не так ли? А кое-кто думал, что и вы в этом замешаны. Он был крепко связан браком с Урсулой, а она не могла дать ему сына. И тут появилась молодая, здоровая женщина — вы, мадемуазель! О его чувствах к вам можно было без труда догадаться. Все ждали смерти Урсулы. Я смеялась, думая о том, какой удар вы нанесли Габриель Легран! Правда, ей следовало бы знать, что граф все равно на ней не женится, даже став свободным. Но она имела о себе такое высокое мнение, что продолжала надеяться…
— Пожалуйста, Ну-Ну! — взмолилась я. — Я очень устала.
— Да, вы устали, а его забрали у вас. Они не проявят к нему милосердия. Ведь он тоже не отличался этим качеством. Ну что ж, теперь ему предстоит болтаться на фонаре.
— Перестаньте, Ну-Ну!
— Я ненавижу его! — свирепо произнесла старуха. — Ненавижу за то, что он сделал с моей Урсулой. Она боялась одного его вида.
— Вы же сами сказали, что такие чувства у нее вызывал любой мужчина.
— Но другой мог бы оказаться добрее.
— Прошу вас, Ну-Ну, оставьте меня одну.
— Нет, покуда вы не выслушаете меня. Лучше вам знать всю правду. Хотя едва ли это теперь поможет — наверное, поэтому я вам и хочу все рассказать. Я хорошо знала мать Урсулы. Она была добра ко мне, взяла меня к себе, когда я потеряла мужа и ребенка, дала мне Урсулу и сказала: «Теперь это ваша малышка, Ну-Ну». И тогда у меня опять появилось то, ради чего стоило жить. Когда я возилась с малюткой, то это притупляло боль от потери собственного ребенка. Урсула стала для меня всем на свете. Ее мать была больная женщина. Как и Урсула, она стала безразличной, не хотела ничего делать, отворачивалась от еды… А потом начались боли. Они усиливались с каждым днем. Она ужасно страдала и лишила себя жизни, потому что больше не могла этого выносить. Я догадывалась, что это ожидает и Урсулу. Когда у нее начались боли, я сразу же потребовала врачей. Они сказали, что у нее та же болезнь, которая убила ее мать. Я знала, какие муки ей предстоят.
Теперь Ну-Ну завладела моим вниманием. Я смотрела на нее с возрастающим ужасом.
— Да, — продолжала она, — Урсула страдала бы всю оставшуюся жизнь, а покончить с собой она бы не смогла. Она часто говорила, что никогда бы такого не сделала. «Мы живем на Земле, чтобы достичь высшей цели, Ну-Ну, — сказала она мне, — и нельзя сворачивать на полпути, а то придется вернуться и все начинать сначала». Я не могла допустить, чтобы моя малышка страдала, и позаботилась, чтобы этого не произошло.