Мне казалось, что я очень изменилась.
— Школьная учительница затаилась, — говорил Шарль-Огюст, — но она готова выскочить в любой момент и, не сомневаюсь, будет держать нас в строгости до конца дней.
Я довольна своей судьбой. Мне довелось испытать великий восторг и великий страх, великую радость и великое горе. Полагаю, теперь мне известно, что такое жизнь.
Мой брак, конечно, не был ложем из роз. Мы ссорились очень часто. Шарль-Огюст очень упрям и не терпит возражения, а я никогда не отказываюсь от своего мнения, если считаю его правильным. Мы оба знали, что это сделает неизбежными бури в нашей жизни. Но, очевидно, никто из нас не стремился к мирному и не богатому событиями существованию, которое я могла бы иметь в Деррингеме, и которого так ждала для меня моя мать.
Когда Шарль-Огюст собрался на короткое время во Францию посмотреть, что сталось с его владениями, я делала все, что в моих силах, чтобы предотвратить эту поездку. Он упорствовал, а я заявила, что поеду вместе с ним. Муж категорически запретил мне это, но я сделала по-своему — поехала на том же пакетботе, и когда он явился в гостиницу, то нашел меня там.
Шарль-Огюст пришел в неописуемое бешенство. Так мы еще никогда не ссорились. Он отказался взять меня с собой, потому что это могло быть опасным, а я отказалась остаться дома по той же причине. В этих столкновениях характеров мы по очереди оказывались победителями, но в той гостинице в Кале мы потом от души смеялись над собственной злостью.
Не могло быть сомнения, что мы созданы друг для друга.
Так проходили годы.
Революция прекратилась, и эмигранты стали возвращаться назад. Леон отличился в армии Наполеона.
Новый режим оказался не более успешным, чем старый. Бедняки по-прежнему завидовали богатым, и ненависть, злоба и эгоизм продолжали проявлять себя повсюду.
Мы вернулись в Шато-Сильвен, который каким-то чудом остался невредимым. Какое волнение мы испытывали, вновь поднимаясь по старой лестнице!
Марго, Робер и трое их детей вернулись вместе с Шарлем-Огюстом, мной и нашими двумя сыновьями. Жизнь продолжалась со всеми ее волнениями. Между нашими странами возникали конфликты, ибо когда Франция восстала из пепла, она вознамерилась завоевать весь мир под властью корсиканского авантюриста. Мы часто спорили на эту тему: я стояла за мою страну, а Шарль-Огюст — за свою.
— Знаешь, тебе следовало выйти замуж за Джоэла Деррингема, — сказа мне как-то муж. — Вы бы с ним соглашались по каждому поводу. Представь себе, какая у вас была бы легкая жизнь!
— Ты в самом деле считаешь, что я должна была так поступить? — спросила я.
Он покачал головой и посмотрел на меня с хорошо знакомой усмешкой, которую я впервые увидела, когда заглянула в его спальню и была на этом поймана.
— Для тебя такая жизнь была бы слишком скучной. Ты стала бы похожей на сотни других английских леди — внешне была бы приятной и очаровательной, а в душе бы скучала. Скажи честно, тебе хоть раз было скучно с тех пор, как ты вышла за меня замуж?
— Нет. Зато я часто приходила в бешенство и спрашивала себя, почему я продолжаю с тобой жить?
— Ну и что ты себе отвечала на этот важный вопрос?
— Что я остаюсь с тобой только потому, что, покинув тебя, стала бы самой несчастной женщиной на свете.
Шарль-Огюст рассмеялся и нежно обнял меня.
— Ура! — воскликнул он. — Наконец-то мы хоть в чем-то пришли к согласию!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Где-то незадолго до начала перестройки, просматривая в ожидании автобуса висевшую на стенде газету, я наткнулся на заметку, в которой рассказывалось о телесериале под названием «Красный пимпернель». Автор статьи клеймил позором западных зрителей, восторженно следящих за приключениями английского дворянина, спасавшего вместе с группой друзей французских аристократов от смерти на гильотине, па которую их обрекал праведный народный гнев. Больше всего журналиста ужасало возникновение под влиянием сериала, кажется, в одной из Скандинавских стран, общества «Голубой пимпернель», ставившего своей целью спасение советских политзаключенных
— а их существование являлось, как известно, вымыслом
империалистической пропаганды.
Заметка застряла у меня в памяти, и, увидев через некоторое время на прилавке букинистического магазина иностранной книги роман баронессы Орци «Алый Пимпернель», я приобрел его и прочитал. С тех пор я испытываю искреннюю благодарность к автору статьи, под чьим влиянием я познакомился с одним из самых обаятельных героев приключенческой литературы о французской революции и с творчеством выдающейся писательницы, которая и поныне остается в нашей стране совершенно неизвестной.